— Да башка твоя не стоит и одного алтына! — продолжал орать купец.

А затем возьми и стукни кулаком Терентия в ухо. Тот замертво и упал и изо рта его кровь пошла. Мужики к нему, а парнишка уже и помер.

— Ты чего сделал, убивец? — заорал артельный. — Дак вьюнош сей единый сын у матери хворой.

— Так и быть, — купец потер руки. — Дам рупь его матери! А вы смотрите! Дабы добро хозяйское не пропадало! Полушка она рупь бережет! Вот как!

Пошли мужики в трактир после работы пить горькую. И там атаман Мельник все слыхал.

— А вы чего же молчали? — спросил он мужиков.

— А мы чего? Наше дело мешки тягать. А подними на купца руку, чего тогда будет? Сей купец богатей известный. Кто его тронет? Он всякому подьячему24 в лапу сунет. А мы люди бедные.

— Эх вы, сиволапые! — хохотнул атаман. — Всяк вас норовит да по загривку!

— А ты чего? Смел больно? — спросил артельный.

— Богатые говоришь платы у купца Томашева?

— Куда как богатые! Его торговля всем известная!

— Тебе известная?

— Да ты погоди! Сколь кулев муки по Волге гонят на астраханские склады! Спроси сколь пудов? И чье все это? Скажут в Астрахани — купца Томашева. А из Астрахани рыбку соленую на Москву везут, да арбузы астраханские. На чьих кораблях? На кораблях купца Томашева. С тех товаров большая деньга идет в кошель купца. А ты спрашиваешь — богатые ли у сего купца палаты?

— Стало есть там и злато и серебро?

— И слуги с дубинами есть и собаки злые. Все есть у купца.

— Дубины, да ножи с топорами и мы в руках держать умеем.

Атаман подмигнул мужикам и был таков. В ту же ночь палаты купца запылали ясным пламенем…

***

«Лились рекой» в трактире вина. На широком столе стояли штофы с водкой да бутылки с винами фряжскими. Стол ломился от кушаний. Для девок гулящих Роман Мельник заказал три корзины с заедками сладкими разными.

Роман бросал на стол золотые и кричал в пьяном угаре:

— Я добрый сегодня! Все могу! Пей! Гуляй!

— За атамана! — орали разбойники.

— Любо!

— Многая лета атаману!

— С таким ходить любо!

В кабаке прибавилось народу. Безродные ярыги льстили Роману и кричали:

— Атаман! Удалой атаман! Выкати бочонок водки гданской!

— Эй! — кричал Роман. — Бочку водки!

И снова посыпались на стол золотые монеты.

Роман увидел рослого мужика и с гневом спросил его:

— А ты чего?

Атамана потянуло на драку.

Мужик не шелохнулся. Разбойнику то понравилось.

— Не боится! Видали? А меня завсегда боятся. На руку я тяжёлый.

Роман подошел к мужику.

— Кто таков? — спросил атаман.

— Человек божий, обшит кожей, — ответил тот.

— Беглый? — спросил атаман.

— С чего беглый? От своего боярина не бежал. Отпускную в город имею, — ответил мужик.

Роман сел рядом.

— А я своего боярина с красным петухом познакомил. И то знакомство боярину не по нраву пришлось. И захотел он меня поймать и ноздри мне рвать как татю. Но я не дался. Слышь?

Мужик угрюмо ответил:

— Знаю я таких.

— А мы здеся все такие. Бояр да бар режем. Коли бы вся Расея так-то делала, то не осталось бы извергов на земле нашей.

Мужик ответил:

— Я землепашец. Да канатный умелец. С того кормлюсь.

— И боярина кормишь? — спросил атаман.

— И боярина.

Роман налил мужику водки и велел:

— Выпей!

Мужик разом влил водку в глотку и даже не поморщился. Роману это понравилось, и он раздумал драться…

***

Письмоводитель канцелярии юстиц-коллегии Порфирий Кузьмич с солдатами окружили трактир «У бочки». А навел солдат сюда сам Ванька Каин.

— Там они, Порфирий Кузьмич. Все там.

— Ай, и дело ты сладил, Иване! Ай, и сладил. За сие можно много чего получить. Деньги-то надобны.

— Но мои-то сто монет я получу, Порфирий Кузьмич?

— Дак коли добыча с ними, то и получишь. Не все почитай пропили сердешные.

— Токмо гулять начали. Не более как по штофу водки осушили, — сказал Каин.

И Порфирий подал знак команде начинать.

Солдаты и полицейские нижние чины ворвались в трактир. Прогремели выстрелы.

Любил Порфирий Кузьмич такие вот дела. Ведь наследников у купца нет никаких. И все его добро, что тати25 пограбили можно смело половинить26. Кто про сие дознается?

Все равно ведь разворуют и по ветру все пойдет. Отчего себе не урвать на бедность? Грешен был на сии дела господин Дурново Порфирий Кузьмич. Да кто не Руси богу не грешен, кто бабке не внук?

***

3

Канцелярия Юстиц-коллегии в городе Москва.

Волков сразу от Бирена поехал в канцелярию. Там его ждал чиновник, которого он посылал делать выписки из церковных книг в имении Кантемиров.

— Коллежский секретарь Карпов, ваше благородие! — отчеканил высокий, гренадерского сложения молодец. — Был послан по вашему повелению в имение князя Константина Кантемира.

— Привез все, что было велено?

— Так точно! Вот списки крестьян. Сняты мною собственноручно с церковных книг, и удостоверены священником тамошней церкви отцом Михаилом.

— Показывай! — Волков сел за стол и предложил сесть Карпову.

— Мною были сделаны выписки, начиная от года 1702-го, — начал Карпов. — Тишка в оных книгах значится.

— Тихон, сын Антона, — прочитал Степан Андреевич. — Все точно! А родичи его?

— Дядька его Лукьян-кузнец. Стало быть, брат Антона.

Волков вспомнил, как старик Войку говорил: «Кузнец Лукьян дядей тому Тишке приходился родным. И был он знаком с молодой девицей из дому Кантакузенов… И от Кантакузенов она тайную науку познала».

— Стало быть, два брата Антон и Лукьян, — сказал Волков. — Все как и было сказано ранее.

— Точно так, ваше благородие, — подтвердил Карпов. — Но только, с сим Лукьяном не все чисто.

— Что это значит? — спросил Волков.

— Священник, как только я стал расспрашивать про кузнеца Лукьяна, путаться начал.

— А зачем сии расспросы, господин Карпов? Надобно было выяснить числился ли среди ревизских душ в имении князя Кантемира холоп именем Тишка. Ты сие выяснил и записи про сего Тишку имеются.

— Это так, Степан Андреевич. Но много слухов про того кузнеца ходит в древне. Я стал спрашивать, и оказалось, что слишком стар был сей Лукьян.

— Что значит стар? — Волков посмотрел на Карпова.

— Дак получается, по книгам, Степан Андреевич, что Лукьян был рожден в году 1656-ом. А брат его Антон в году 1687-ом.

— Сие весьма странно. Большая разница между братьями. Что удалось разузнать про сего кузнеца?

— Мало, Степан Андреевич.

— Ты же говорил, что о нем говорят в древне много, Петр Антипович. А теперь говоришь, что узнал мало.