— Со степью, Ахмет! С твоей чудесной степью!

Сам же отошел назад на несколько шагов и понял, в чем дело: в створе со столбом, на котором работал Ахмет, находился отдельный пирамидальный тополь — он-то и закрывал электрика и его коня до тех пор, пока Тимур не миновал дерево. Ахмет недоверчиво переспросил:

— Э? Со степью?.. Ты куда спрятался?

Тимур, выходя из-за укрытия, не стал вдаваться в подробности и сам поинтересовался:

— А ты что там так тихо колдуешь на столбе?

— Меняю провод. — И, полязгивая когтями и поясной цепью, спустился вниз. — Покурим, курсант, э?

— Не курю, Ахмет.

— Вот это якши!

Сложив свои монтерские доспехи на траву, Ахмет устроился на обочине и задымил. Тимур приложил руку к пилотке козыррком, оглядел слегка провисшие, поблескивающие на солнце провода.

— Это у тебя получилось якши. Неужели сам натягивал?

— Э, зачем сам? Сам я сейчас проверяю. А с утра хозяйственники помогали.

Но Тимур уже не вникал в слова Ахмета, а прикидывал размеры пространства между двумя столбами, нижним проводом и землей.

«Чкалов пролетел под мостом, — осенило его внезапно. — А можно ли пролететь под проводами?» Он отошел еще дальше и, окинув большой участок линии, выбрал наиболее удобные «ворота» с гладким, почти ровным травяным настилом и уже вслух промолвил:

— Если точно рассчитать…

— Э? — не понял Ахмет.

— Здесь, между теми столбами! — И он, увлекшись, представил, как бы спикировал, на бреющем проскочил между столбами и снова бы взвился вверх, в синеву. Представил так реально, что даже озноб пробежал по телу.

Сзади фыркнула лошадь…

После, когда он пытался анализировать свой поступок, ему так и не удавалось понять, что толкнуло его на такой безрассудный шаг — то ли просто оказавшаяся рядом лошадь, на которой захотелось проскакать — давно ведь не занимался верховой ездой, — то ли мечта о пролете под проводами. Широко шагнув к лошади, он цепко ухватился за гриву и, с ловкостью бывалого наездника взлетев на неоседланную ее спину, ударил каблуками в бока.

Лошадь прижала уши и рванулась вперед, наметом устремилась к аэродрому.

Электрик, обронив папиросу, удивленно расширил глаза:

— Куда шайтан его понес, э? — И, вскочив, закричал: — Э-э-э! Назад, назад!

Но курсант, не слыша его, мчался прямиком к взлетно-посадочной полосе.

На аэродроме забили тревогу:

— Отставить взлет!

И кто-то, размахивая двумя флажками, побежал наперерез всаднику. Конь круто развернулся и во весь опор понесся назад.

Выходной. В помещении второй эскадрильи пустынно — все на море. У столика, придвинутого к доске с распорядком дня и выписками приказов, взад-вперед — три шага туда, три обратно — вышагивал Тимур. На боку — противогаз, на ремне — черный футляр с плоским штыком. Дневальный.

Дневальство необычное — вне очереди. В свободный от занятий и работ день.

«Надо же, старшина группы — и отхватил три «рябчика»!» — невесело думал Тимур. И снова три шага туда, три обратно. В одиночестве спокойнее думается. И вчера, когда объявили взыскание, и сегодня, когда заступил в наряд, навязчиво возвращалась мысль: «Что, собственно, произошло и как самому оценивать свою выходку? Озорство? Нет. Желание показать Ахмету искусство верховой езды? Тем более нет: потомка джигитов этим не удивишь. Может, подсознательная имитация пролета на истребителе под проводами? Так это ж чистой воды мальчишество! А может, так оно и есть? Неспроста же Степан как-то намекнул, что я ребячество забыл оставить за воротами проходной авиагородка…»

«Курсант Фрунзе, как понимать ваш поступок?» — до сих пор звучал в его ушах суровый голос разгневанного старшины эскадрильи. Но на этот вопрос он толком так и не смог ответить ни ему, ни командиру отряда капитану Осмакову, ни комэску майору Коробко. А лейтенант Коршунов вообще-не спрашивал; он, вызванный вместе с нарушителем к командиру эскадрильи, стоял тут же и не мог уразуметь: в самом деле, как понимать такой нелепый поступок одного из самых способных курсантов его группы?

— Нелепый поступок? — жестко переспросил майор Коробко. — Нет, мягенько оцениваете случившееся. Это не поступок, а проступок. Если хотите — ЧП.

Только генералу Туржанскому, перед которым предстал в тот же день, рискнул объяснить: решил-де сымитировать пролет под проводами.

Попытался подробно восстановить в памяти свою вторую встречу с начальником школы.

…Порог генеральского кабинета переступил безрадостно и, чтобы как-то усмирить волнение, стал дотошно разглядывать обстановку, на которую почти не обратил внимания при первом посещении.

Кабинет просторен и в то яге время прост. От дверей к столу разостлана ковровая дорожка, которую строгий хозяин тут же обыграл:

— Нуте-ка, кавалерист, пожалуйте на ковер!

Туржанский сидел в кресле, чуть откинувшись на спинку; на краю стола возвышалась алая моделька истребителя И-16. Тимур отмерил три шага, представился.

— Вижу, вижу, что курсант Фрунзе. Значит, тем характеристикам мне по-прежнему не верить?

Тимура обдало жаром: «Вспомнил-таки!»

— Ну ладно, то было детство, школярство. А теперь курсант, более того, старшина группы и вдруг — виновник дезорганизации, срыва учебных полетов. Ну-ка, расскажите, как это вы умудрились учинить скачки на летном поле? — Голос генерала суров, в глазах недобрые искорки.

— Товарищ генерал, свою выходку считаю необдуманной и готов понести любое дополнительное наказание.

— Дополнительное? Что, уже объявили взыскание?

— Три наряда вне очереди.

— Гм… Слиберальничали во второй эскадрилье. За такой выверт арестовывают и на гауптвахту отправляют.

— Жду более строгого наказания.

— Ишь какой! Знаете небось, что за один-то проступок в армии дважды не наказывают.

Тимур покраснел еще больше:

— Нет, товарищ генерал, не знал.

— Но и три наряда — взыскание серьезное. А главное — не делают вам чести. Отбывайте их и заодно хорошенько подумайте: не ошиблись ли вы адресом?

— Каким адресом, товарищ генерал? — тихо спросил Тимур, чувствуя, что во рту пересохло.

— Возможно, вам в кавалерию следовало бы податься, а вы в авиацию ненароком завернули?

— Нет-нет, только в авиацию!.. Товарищ генерал, признаю: непростительно виновен… Но поступок с лошадью… Одним словом, это была прикидка, а точнее, имитация пролета под проводами.

— Ах, вот оно что — под проводами! — Опираясь о подлокотники кресла, генерал встал. — Скажите, почему вашу голову занимает подобная вздорная мысль?

— И совсем не вздорная, — решился возразить Тимур. — Чкалов же пролетел под мостом!

— Чкалов! — воскликнул генерал и вышел из-за стола. — Чкалов-то пролетел под Троицким мостом — это факт. Но он бы никогда этого не сделал, если бы знал, что взбаламутит таким вот, как вы, головы. — Подойдя почти вплотную к Тимуру, Туржанский, нахмурясь, спросил: — А известно ли вам, что он и под телеграфными проводами потом