не в розыске. Ну, в новостях, пока за ними следила по дороге из Харькова, перебиваясь ночлежками в пригородах — ничего, никакого шума. И в квартиру к ней не ломились. Будто бы мир не только прощал её — но и дал всё, чтоб она смогла убежать. Как долго, куда? До ближайшего чёрного рынка за сменным паспортом, очевидно.

Может, она паниковала, и не стоило себя так накручивать. Может, всё могло б обойтись…

Вздохнула: именно за этим и взяла себе эту неделю. В любом случае, потом — что-то будет. Но очень потом, и когда у неё самой найдутся моральные силы к движению.

Рядом с постелью висел белый халат. На прикроватной тумбочке — телефон, ещё одна книжечка. Бежевый кожаный переплёт, на обложке — «Наши желания»: надпись выцветшей позолотой. И подставка, и ручка к ней — такая же как в холле на стойке.

Вот, да, вот что её удивило. Для такого пустого места, гостевой журнал не то, что полный — он забит именами. Причём даты-то совсем свежие. Даже не за тот год, за месяц один страниц десять исписано. Много странного. Лана про страшилки ещё пошутила.

Лана…

«Да, для неё я Кристина, для отеля и, наверное, местных — Алина, не путать».

В любом случае, она выбрала остановиться в Околице. Так что — ещё полежать, там — на балкон выйти, хотя бы чуть-чуть покурить-осмотреться, а потом — ну — снова выдох — что-то, да как-то в любом случае да случится.

***

Уже на балконе, Кристина сидела на простенькой табуретке за небольшим столиком. Стеклянное блюдце-пепельница, зажигалка, даже пачка сигарет новенькая-открытая, «Самцы-верблюды» жёлтые — и то тут лежало. Подарок, не иначе, хотя — очевидно же — просто оставлена предыдущим жильцом.

Пока дымила, приезжая глядела на улицу. На самом деле, с этой стороны вид даже вполне приятный: дворик-колодец с детской площадкой — в Харькове таких почти нет, а вот в Питере — да, прям классика. По высотке вокруг — всё хрущовки. На лавочках бабушки, на горках — детишки. Женщина с коляской шла вдоль обочины. Вполне обычненький спальный район, как в родных местах.

Да, всё именно так: вот сейчас докурит, одёжку другую достанет, кликнет горничную по стирке — ну, и вперёд. Раз полдень, то — ещё ничего и не началось.

— Да, — затяжка, стряхнула пепел. — Ни о чём не жалею, — откинулась к дверному косяку и выпустила в небо густой сизый дым.

Опять затяжка — Кристина выдохнула и улыбнулась.

— Нужно, нужно идти.

Михаил

Громкий стук в закрытое боковое окно разбудил владельца автомобиля.

— Мужчина! — перемежалось со стуком. — Мужчина, откройте.

Сидевший в машине выдохнул и потёр затылок. Проморгался. Как же страшно трещала башка. Медленно повернулся на голос — и даже не опустил стекло, просто с нажимом отворил дверцу.

Милиционер окинул водителя обеспокоенным взглядом.

— У вас… — прикоснулся к виску.

Сидевший за рулём повторил жест — и стиснул зубы. Осмотрел ладонь. На ощупь — мягко, на пальцах — влажно, чуть-чуть сукровицы.

Он что, уснул за рулём? Совсем ничего не помнил. Он пожелал дочери спокойной ночи, и…

— Маша! — обернулся, кинул взгляд на пустое заднее сиденье — и открытую же заднюю дверцу.

Милиционер смотрел выжидающе.

— Простите, — стушевался хозяин машины, — вы... Вы давно тут? Девочку не видели? Дочь моя, невысокая, тёмные волосы. Мы... Мы с ней ехали…

Молодой служитель порядка снова осмотрел водителя.

— Ещё и с дочерью. Вы вообще на машину вашу хотите взглянуть? Выходите, давайте, — кивнул, указал жестом: «На выход», — и тот подчинился.

— Так, вы не видели?.. — переспросил потерянный взволнованно, кусая губы.

Конечно же, уже на дороге, он бегло осмотрел свои «Жигули». Передняя часть сбита, лобовое стекло в осколках. Чуть дальше от него — какая-то старая «Волга». Совсем старенькая, один остов, и без колёс. Как на фотографиях из таких же старых газет.

— Никого, кроме вас не видел, — холодно ответил служивый. Оправил фуражку, насупился. — Имя-фамилия-отчество.

Горе-родитель закатил глаза: перед ним-то совсем кадет.

«Да, господи, тут тебя отец про ребёнка спрашивает! Оставь формальности, ну».

— Совсем никого?.. — переспросил он, оглядываясь. — А… Как об аварии узнали?

Вокруг ни души. Чистое поле, небольшой холм. Немного дальше угадывается знакомая городская черта: заправка, отель «Отель», совсем близко-то. Вот, почти приехали ведь, как Маша просила.

— Как узнали, так и узнали. Нам доложили о ДТП, меня направили разобраться. Приехал, видел только вашу машину, — миллицоиер тряхнул извлечённым блокнотом. — Вождение в нетрезвом виде?

— Не пил, — обвиняемый зажмурился, поднял руки. — Трезвый я. Заснул, сам не знаю, когда, как… Неужели вы мою девочку тут не видели? Приметная она, очень. Колготки белые, сизое платье. Длинные чёрные волосы. Веснушки.

— Нет, не видел, — тот ответил как по-заученному, — и чем дольше вы сопротивляетесь закону, тем выше шансы, что и вас не увидят.

«Он ещё и давить пытается!» — невольный нервический смех.

— Михаил, — отмахнулся. — Зотов, Викторович. Сорок пять лет. Женатый. Две дочери. С младшей поехали на курорт. А вы?..

— Следователь Юрий Чернов. Ваши документы? Без резких движений, — свободная ладонь легла к рукояти дубины на поясе.

— Да, да, — Михаил достал из бардачка паспорт и сложенное в файле свидетельство о рождении. Протянул служителю порядка. Тот взял их, осматривал-изучал. Уточнял тем временем:

— Мария Михайловна Зотова, девять лет. Говорите, чёрные волосы, ситцевое платье. Как так вышло, что она вас оставила? Что последнее помните? — вернул бумаги на этих словах.

— Это допрос?

— Пройдемте в участок. Руки? — снял с пояса наручники.

— А это к чему?

— Руки, — холодно отказал следователь. — ДТП, подозреваемый уклоняется, ведёт себя подозрительно.

— Слушайте! — обвиняемый поднял ладони, в сердцах воскликнул, — у меня дочь потерялась! Её искать надо!

— Ну вы посидите, щтраф уплатите, мы с вами побеседуем — и отпустим. И дочь вашу найдём.

— А железки эти зачем? Я же не стану сбегать.

Следователь опустил взгляд, отвернулся — и всё-таки спрятал наручники.

— Сбежите — и вам же хуже. Идём.

— А машина?

— Да заберём мы её. Пошли.

Михаилу-то ничего и не оставалось.

Вот вам и отпуск, вот и курорт. Последнее, чего ему