— Ну что, Гонька-подлец — вот мы с тобою и встренулись! Сейчас я тебя, мерзавца сугубого, лечить тут буду! И уж за лекарство такое болючее, прошу, меня ты не обессудь!

— А-а-а! — взгорланил было липовый князь.

Перевернулся он на пузо и полез, точно ящерица, прочь с кровати.

А Бурша тогда к нему проворно подскакивает и с таким наслаждением перетянул братцу лекарством поперёк ляжек, что тот аж на воздух вознёсся и возопил в семь раз громче. Ну а Буривой на вопли его не обращает внимания и знай себе предателя вовсю-то стегает… У Гоньки над спиною и над задницей туман даже какой-то тёмный образовался. Это видно сила нечистая душу его с телесами так покидала…

Наконец, стеганул Бурша плетицей во последний свой раз, и туман этот гадский враз тогда и пропал. Обмяк Гонивой тут же студнем этаким бессильным, и слёзы очистительные из глаз у него покатились…

Буривой же рыдать ему не мешал. Засунул он плётку целящую опять себе за пазуху, рядом с плаксой этим уселся на мягкую кроватку и по плечу ему похлопал этак слегонца.

— Ну что, братишка, — Гонивоя он спрашивает, — лучше тебе теперь? Малёхи уже полегчало?

Обернул к нему Гонька лицо, слезами сплошь залитое, и, всхлипывая, ему говорит:

— Эх, брат, брат — где же ты раньше-то был со своим лечением пользительным? Полечил бы ты меня ранее, глядишь, и не натворил бы я бед этих страшных…

— А-а, выходит, это я виноват в том, что ты сволочью стал? — Буривой в ответ усмехается, — Ну, извини, брателло — чуток не доглядел!

Бросился тогда Гонивой брату в объятия, и крепко-накрепко его к груди своей он прижал.

— Прости меня, брат! — воскликнул он покаянно, — Это я во всём виноват, один лишь я! Ну, будто пелена теперь с души у меня спала — будто и я это ныне, и не совсем-то я!.

Быстро затем облачился Гонька в свою одежду, и Буривоя попросил он в княжеское платье обязательно переодеться. Затем вызывает прежний князь к себе глашатая и повелевает ему тотчас вече народное на площади собрать. А тех лекарей всевозможных отослал он к такой-сякой бабушке: я, сказал он радостно, теперь выздоровел полностью и окончательно, и спасибо за это не кому-нибудь, а родному моему брату!

Через час центральная Красная площадь была полным-полна местным народом. Взошли тогда Буривой с Гонивоем на помост высокий, после чего Гонивой брату знаки власти княжеской передал и поклонился ему в ножки его самые.

— Вот, — заявляет он громким голосом, — это мой брат старший и ваш князь законный великий герой Буривой! Прошу любить его, братцы, и жаловать!. Али, может, кто скажет, что его он не признал, а?

Толпа вначале ну будто обмерла. Такая тишина там наступила, что, казалось, муха пролетит, и её будет слышно. А потом словно гром по площади прокатился. Это взорвалась толпища криком неистовым, и в том крике радость великая явственно слышалась…

— Да это же и впрямь Буривой! — орал кто-то всех громче.

— Точно он! — не отставали и прочие.

— Ага, Буривой!

— Он, братцы, он!

— Слава князю Буривою!

— Слава князю Буянскому!

— Да здравствует Буянская наша держава!

Такими и похожими восклицаниями наполнилась площадь та агромадная…

А когда поутихло чуток ликование небывалое, то Буривой руку тогда поднял, тишины прося, и вот что возвестил он голосом громогласным:

— Спасибо, что признали меня, дорогие вы мои буянцы! Долгих три года я, обманутым будучи, в местах поганых мытарствовал, и те мытарства ужасные доброй школой для меня стали. Восстановим же поскорее в княжестве нашем исконную правду, и будет у нас сызнова добро везде да лад! С Богом, друзья мои! Всё отныне в наших руках!

И развернул Бурша деятельность страстную по восстановлению порядка в их государстве. Кликнул он клич громкий по всем городам и весям, чтобы дружину собрать себе прежнюю, и потянулись в Аркону те из его друзей боевых, кто ещё остался жив. Да и многие молодые витязи послужить любимому князю желание пылкое изъявили…

Наёмников же иноземных, за редким исключением, Буривой поразогнал на фиг, ибо на своих он куда более полагался, на молодцов, то есть, на буянских…

В общем, за короткое время воспрянула держава их духом бодрым, и всё, что было доселе там плохо, опять поделалось хорошо и здо́рово.

И вот однажды призвал Бурша к себе младшего брата и вот о чём его он спрашивает:

— А скажи-ка мне, пожалуйста, братуха, не знаешь ли ты часом, как нам победить колдуна этого, Мардуха? Ты ж ведь в замке его заколдованном не один раз бывал и должен там вроде бы многое знать…

Призадумался тогда Гонивой, помрачнел лицом сильно, а потом покачал он головою, да и говорит:

— Отбрось ты лучше эти мысли, брат Буривой. Колдуна Мардуха не одолеть нам с тобою. Супротив него оружия же никакого как будто нету, так что оставим лучше всё как есть…

— Э, нет, — Бурша ему возражает, — ты, брат, не прав. Есть оружие против этого колдуна, и ты сиё оружие уже испробовал на своих ляжках.

— Как?! — не поверил ему братан, — Да неужто эта вот простая нагайка самого Мардуха сумеет в ад спровадить? Вот эта вот плёточка, да?

— Ага, она, брат, самая…

Недолго Гонивой тогда колебался.

— Ладно! — по плечу он Буршу вдарил, — Где наша не пропадала! Пошли, давай, покажу я тебе кой-чего в том замке…

А как раз было полнолуние. Время это вполне подходящее для приличной драчки. Оставил Буривой воеводу заместо себя Арконою править, сели они с Гонивоем в ладью быстровёслую да и поплыли скорёшенько к Заколдованному тому Острову. Ну а как ткнулся их корабль в бережок песчаный, то велел князь команде прочь отчаливать, невдалеке стать на якорь и их с братом там обратно ждать.

Спрыгнули они на сыпучий песок и подались тут же вглубь острова.

Идут и промеж собой разговаривают.

— Послушай, брат, — спрашивает Бурша у Гонивоя, — а кто может быть та девушка, которая меня спасла? Ну, помнишь, я тебе об этом случае ещё рассказывал?

— Хм, — пожал плечами Гонька, — а бог его знает кто. Не ведаю я, кто она такая…

Но вдруг он резко остановился и на брата недоумённо воззрился.

— Постой, постой, — схватил он его за руку, — Слышал я как-то, что есть у Мардуха дочка единственная, да только он с нею будто бы на ножах… Ведьма она, говорят, страшная, облезлая вся такая, в соплях, во вшах, в бородавках…

— Хэ! — усмехнулся