Шрифт:
Закладка:
Зато розоволосая «я» сама просилась в руку. Такая яркая и непосредственная. Улыбалась, сидя за компьютером.
«Эх и классная же я тогда была, – подумала Саша. – И в кого я превратилась…» – посмотрела на тонкие с небольшими растяжками ноги.
Вернулась к зеркалу. Присмотрелась, поправила совсем русые волосы, потом снова растрепала их, одна из кудряшек упала на лоб, Саша попыталась ее сдуть, та упала немного левее. Пригляделась к глазам – все еще зеленые. Недоверчиво покачала головой, точно проверяя совершит ли та, вторая такое же движение секунда в секунду и не отстанет ли во времени с задержечкой. Но та притворялась хорошо – не отставала и не выдавала себя. Пытливо прикусив тусклые губы, изучала нос, уши, прожилки в блестящей радужке, сравнивая их с той, другой розоволосой «я».
– Хотя… – снова сняла с себя майку и выпрямилась: бледно-белая кожа, выпуклые, немного горбатые суставы, впалый живот и голубоватые дорожки вен на ребрах, переходящие в тонкую сеточку на шее, точно ветви декоративного дерева. Заостренная ключица и родинка на самом уязвимом гребне. – Ох и повезет этому судмедэксперту, – с завистью вздохнула Саша. – Вот же отстой быть собой. Все лучшее достанется кому-то другому.
После этой мысли решила еще раз принять душ, чтобы быть свежей и не испортить потом то, что видела перед собой.
Но волосы опять застревали в расческе или расческа в волосах. Так или иначе, все шло с сопротивлением. Как лопата в русом снегу. Зажмурилась, приготовившись к боли, и дернула назад. Что-то натянулось, как струна, а потом оборвалось, и после ожидаемого «Ай» Саша потеряла еще несколько волос, а расческа приобрела. Они часто так делали. Менялись волосами. И чем меньше их оставалось у Саши, тем больше становилось у расчески. Однажды эта расческа заберет все. И, напитавшись Сашей, сама станет человеком, а на месте Саши останется лишь пустая расческа на полке. Во всяком случае, так ей всегда казалось. Сначала расческа заберет волосы, потом перекинется на кожу и мышцы. Наверное, поэтому Саша так часто меняла расчески, не допуская перехода с волос на тело, каждый раз прерывая этот цикл двойной трансформации.
Обсохнув, вернулась к непутевой фотографии и, еще раз посмотрев на розоволосую девочку, признала:
– Ты, конечно, классная, но тебе до меня еще далеко.
Фотография тоже захотела посмотреть на себя в зеркало.
– Ну уж фигу! Не выросла еще, чтобы собой любоваться! Учись лучше, – сказала ей Саша.
Усевшись на диване, положила перед собой розовые волосы.
– Ох и много же отстоя у тебя впереди, не завидую я тебе, конечно, – усмехнулась она. – Чтобы стать такой классной, как я, тебе придется постараться.
Но фотография все равно с упреком косилась на зеркало. – Что-что? – нахмурилась Саша. – Думаешь, я ненормальная, раз себя рассматриваю. Дурочка. Вот повзрослеешь – поймешь. Кроме тебя самой, у тебя никого нет. Если уж и любоваться собой, то только самой.
– Блин… Точно, – резко прикусила губу, словно пальцем хрустнула. – Вот же отстой. – опять проглотила кусочек. – Судмедэксперт! Он точно пялиться будет, может, даже лапать начнет. Я бы лапала… И что же мне делать?
Она представила себе это, и стало до отстоя противно (точно пальцы опять гнут). «Лучше я достанусь ей, – вспомнила неприличное отражение в зеркале, – чем кому-то еще».
– Нет! – решила Саша. – Не бывать такому. Испорчу ему удовольствие, – надела нестираный спортивный костюм и отправилась на пробежку. – Провоняю вся, да так, чтобы и смотреть не хотелось, а родинку… тоналкой замажу. Моя. Только для личного пользования.
– Где же они? – искала самые заношенные кроссовки, которые почему-то не выбросила. – А вот они, – понюхала. – Самое то.
Представила жадного до тела судмедэксперта и представила, как показывает ему воображаемый средний палец.
– Вонючие. Как и я. Буду.
Завязав хвостик и почему-то залипнув на клумбу с цветами и странными торчащими зелеными штуками, она побежала, чтобы как следует пропахнуть.
Погода была что надо. После первых ленивых ста метров она даже втянулась и поймала ритм. Клумбы еще не завяли, напротив, как-то приукрасились, видно, приготовились.
Возле одного из домов увидела на газоне черный неприглядный силуэт. Подбежав и остановившись, испытала и жалость, и отвращение от неестественной статичности. Маленькая недвижущуюся кошка. Все четыре лапы вытянуты столбняком, как у чучела. Черная и спокойная. Зачем-то посмотрела в глаза – стеклянные пуговицы, в которых потух блеск.
– Ну что за отстой, – от увиденного стало как-то глубоко не по себе. Саша резко отвернулась, чтобы разорвать этот взгляд и сразу стартанула, чтобы не портить себе отстоем последний день.
Перебежала дорогу и устремилась вдоль речки по редкому леску – не то березовому, не то кленовому. Но пахло там единственно травой. Листья еще не спрыгнули, продолжали смотреть с балконов. Но тоже приготовились. Тоже ожидали в вызывающих откровенных платьях. Правда, в отличие от Саши на них никто не пялился.
На первом километре дыхание отключилось, но на втором вернулось, и она обнаружила, что ей это даже нравится. Перерабатывать воздух, то наполняя себя им, то освобождая его, разогревая насос. Даже вспомнила одну из просроченных «я». Та могла пробежать все четыре, а то и пять километров, краснея, как помидор. Но та «я» куда-то безвозвратно убежала. Возможно, окончательно покраснев, действительно обратилась помидором, который Саша незаметно для себя проглотила.
Достигла сосновой рощи. Это означало, что пора разворачиваться. Просроченный норматив выполнен. Да и ковер топтать не хотелось.
Это в детстве она не могла понять эти сосновые иголки.
«Зачем им падать вниз, если оттуда ничего не видно?»
Сосновые иголки начинаешь понимать только с возрастом. Вот и побежала обратно.
На самом деле, она давно уже не бегала, так как смысла в этом деле, по ее мнению, было немного.
«Все бегают для кого-то или чего-то, – размышляла она. – Бегают, чтобы бросить или чтобы их не бросили. Некоторые бегают ради образа, другие – для того, чтобы ему соответствовать. Никто не бегает для себя».
Но сегодня она
