заезжать в Череповец. Зацепки у нас есть? Зацепок нет. Пальчики отрезанные? Тут и козе понятно, что преступник (или преступники?) не могли снять колечки, пришлось отрезать пальцы. Безымянный палец на правой руке у нас для чего? Ну да, чтобы обручальное колечко носить. А указательный на левой руке? Есть какой-то принцип, правила, согласно которым мужчины таскают на руках кольца? Сам отродясь не носил никаких колец, разве что обручальное собирался напялить, так это другое.

Подведем некоторые итоги. Имеется труп, возрастом (м-да, смешно, возраст трупа) пролежавший не менее полугода, биологический возраст на момент смерти нам неизвестен. Смерть насильственная, однозначно.

Мужчина, у которого отсутствуют два пальца. Если убийца снял кольца, значит, они представляли ценность. Люминий со стекляшками никто бы не стал снимать. Да и нет пока в Российской империи алюминия. У податного сословия обручальное кольцо могло быть выковано из медного пятака. Разумеется, мог быть богатый крестьянин, торговец, скопивший на золотое обручальное кольцо. Но колечек-то два. Значит, не крестьянин, не мещанин. Возможно купец, возможно чиновник или дворянин. Немного. Если господин Федышинский сумет определить возраст — еще один штрих к портрету убиенного. И станем искать.

В Череповец вернулись в потемках, замерзшие и усталые. Отправив Фрола определять труп в покойницкую — пусть стажируется, не все время по бабам бегать, поплелся на квартиру.

— Баню, Иван Александрович? — встретила меня в прихожей Наталья Никифоровна. — Недавно топила, весь пар остался.

— Ага, — кивнул я, стаскивая шинель и снимая сапоги.

Ох ты, а как дома-то хорошо. Тепло. В баню — еще лучше. Отогреюсь. И еще что-нибудь в пасть закинуть. Но вначале сниму «подменку» и вынесу в сени вместе с шинелью. Пусть проветриваются.

— Быстренько руки мой, садись за стол, я тебе пару пирожков скормлю, — командовала квартирная хозяйка. — В баньке помоешься, потом и поедим как следует.

— Угу, давай пирожки, — обрадовался я, отправляясь к рукомойнику.— Только не пару, а штучки три. Иначе от истощения помру. Или тебя сожру.

— Сожрет он, — усмехнулась хозяйка, выставляя на стол пирожки и стакан чая. Быстренько чмокнув меня в макушку, хмыкнула. — Если сожрешь, костями подавишься.

Скромничает моя хозяйка, которая, заодно и любовница. Никак она не костлявая, а вполне аппетитная. Денька на два ее точно хватит, а если в супчике варить — так и того дольше.

Сотворив над собой усилие — не заглотить пирожки сразу, не жуя, откусывал по кусочку, запивал чаем и одновременно размышлял — отчего не дает покоя указательный палец? Если он указательный, так значит, им положено во что-то тыкать, указывать или демонстрировать публике. Это на правой, а на левой? Что можно продемонстрировать кольцом на указательном пальце левой руки?

И что-то такое, этакое, вроде перстня, я видел. У кого же? Не так и много дворян я встречал за последнее время. Лентовский? Нет, перстня не помню. Милютин, насколько знаю, имеет Владимира 4 степени, а личным дворянам герб не положен. Кто в Окружном суде носит печатки? Никого нет. Полиция? Абрютин из потомственных дворян, но его род, скорее всего, дворянство получил недавно. Может, на заседании Благотворительного комитета? Предводитель уездного дворянства? Нет, тоже без печатки.

Доедая третий пирожок, едва не подавился. Баран я, по-другому не скажешь! Я же видел перстень не у кого-то, а на указательном пальце своего собственного отца — действительно статского советника Чернавского. Перстень золотой, покрытый эмалью, с изображением нашего родового герба.

И что там у нас, на гербе? Серебряный геральдический щит, в котором изображен лазоревый меч, острием вверх, между клинком золотые крылья. Описание помню, но что оно означает — не знаю. Серебро должно быть невинностью, золото — либо власть либо богатство, а лазурь? Не знаю, но можно в справочнике посмотреть. Как-нибудь потом.

Стало быть, на безымянном пальце покойного была золотая печатка, возможно, что и с гербом. Круг поиска, хоть и ненамного, но сузился.

— Иван Александрович, Ваня, — пихнула меня хозяйка. — Думать потом станешь, баня остынет.

Ухватив теплый халат, оставшийся от покойного мужа Натальи — не возвращаться же после парной в одной жилетке? Помчался в баню.

В предбаннике холодновато, но это пока, зато в самой бане красота. Жарко! Решив, что стоит немного погреться, пока не париться, полез на полку. Уже улегся, но услышал скрип открываемой двери. Что за черт? Я никого не жду.

Вооружившись увесистым деревянным ковшиком, открыл дверь в предбанник. А там…

— Давно мечтала вместе с тобой в баню сходить, — сообщила хозяйка, стаскивая через голову нижнюю рубаху.

О-о!

Какая там «Русская Венера» Кустодиева? Гораздо красивее.

Пытаясь сохранить остатки самообладания и не наброситься, хрипловато спросил:

— А соседи не увидят?

— Не увидят, здесь забор. А хоть и увидят, что тут такого? Постоялец белье забыл, относила. Ты ведь и вправду его забыл.

Вишь, как она все просчитала. И чего раньше не приходила?

— В бане, Ванюша, мыться положено, — усмехнулась Наталья, поворачивая меня спиной к себе и отвешивая звонкий шлепок по моей заднице. — Давай-давай, в баню иди, на полок забирайся, я тебя парить стану. Веничком, как положено. Одному-то париться несподручно. А потом ты меня попаришь. Я, хотя и столбовая дворянка, в деревне выросла, а там без бани нельзя.

Я послушно пошел внутрь, но не выдержав, принялся целовать хозяйку. Наталья отстранилась.

— Иван Александрович, я же тебе сказала — париться станем. Вижу, что у тебя все взыграло, мне приятно, врать не стану, сама уже вся… Ничего, перетерпишь. Видишь, я же терплю?

Я что-то промычал в ответ, снова распустил руки.

— Иван! Я же предупреждала.

— Ииии! Уууу!

Думаете, это Наталья завизжала? Как бы не так. Это я сам заверещал. И кто бы из мужиков не заверещал, если ему, да на самое сокровенное место, уже готовое к действию, не вылили ковш холодной воды?

Отверещавшись и кое-как придя в сознание, сказал:

— Зараза ты Наташка, хотя Натальей Никифоровной прикидываешься. Спасибо, что не кипятком окатила.

Наталья Никифоровна, смахивая волосы со лба, засмеялась.

— Кипятком, Ванечка, никак нельзя, — рассудительно сказала хозяйка. — Твое мужское достоинство еще Леночке пригодится, когда она твоей женой станет. Ну, и мне немножечко. До тех пор, пока слово Петру Генриховичу не дам. Лезь на полок, иначе веником отлуплю, и месту твоему важному достанется… Попаримся, поужинаем, а там уж и… Ну, ты понял.

Забираясь на полок, решил, что отомщу Наталье Никифоровне за издевательство. И месть откладывать надолго