так, что Романовский на меня испуганно посмотрел.

— И где он? И Жиган, и посылка?

— Так у меня, с дороги решили посидеть, перекусить, а потом...

Да уж, в комнатке Кузьмы при желании можно уместить целый десант тамбовской родни. Теоретически.

— Зови его сюда срочно!

Мы не успели выпить чай, как пришел Жиган. Безопасник привез мне опечатанную коробку и сопроводительное письмо. Едва прочитав первые строчки, я закричал:

— Срочно! Всем коньяку! Ааааааааааа!!! Сделали!!!

— Что случилось?? — спросил Дмитрий Леонидович.

— Сейчас. Вот, смотри, — я распаковал коробку, разбрасывая куски упаковочной бумаги. — Здесь — стабильная форма пенициллина! Получилось!

— Вот это? — Романовский взял в руки склянку. — Странно, я помню из твоего описания, что цвет порошка должен быть желтовато-серый, а этот с зеленцой. Не перепутали?

Черт! А не рано ли я раскричался? Достал письмо, быстро пробежал его глазами. И мой энтузиазм немного увял. Конкретики мало — много домыслов.

— Не знаю даже. Надо требовать копии лабораторных журналов! Этот засранец даже не написал, сколько единиц вещества в грамме порошка. Ну Антонов! Сейчас отправим телеграмму, пусть мчится сюда, все необходимое везет. Испытания...

Мы с Романовским посмотрели друг на друга и почти одновременно сказали «Да!».

— Он домой собирался!

— Я помню! Пойдем!

Заграбастал письмо, склянку, и мы побежали через дорогу. Испытания надо проводить по высшему классу, чтобы комар носа не подточил. Да, не принято сейчас так, никакой доказательной медицины не существует. Придумал лекарство — запускай в продажу, никто слова не скажет. Но только не это. Мы планировали выбросить на рынок препарат, который перевернет всю медицину с ног на голову. И мне хотелось, чтобы научные публикации даже тени сомнения ни у кого не оставляли. Что там проверять? Несколько десятков больных, контрольная группа, и через пару недель можно подбивать статистику.

А Склифосовский возглавляет институт, который курируют на самом верху. Там и прикроют, и помогут. И направят. Хрен с ними, с пиявками с верхов, нам хватит нашей доли на всё, что задумано. Надо успокоиться. Что-то я завелся. Ведь ожидаемое событие.

Дверь открыла прислуга. Романовский, возбужденный не меньше моего, молча отодвинул ее в сторону, и закричал на всю квартиру:

— Николай Васильевич!

Склифосовский вышел к нам уже в домашнем, успел переодеться.

— Что-то случилось?

— Мне нужна ответная услуга, — улыбаясь от уха до уха, я выступил вперед. — Думаю, в результате мы все должны получить Андрея Первозванного, не меньше.

Глава 10

СТОЛИЧНЫЯ ВѢСТИ. Приводимъ со словъ газетъ описанiе вновь учреждаемаго ордена св. Николая. Знакъ этого ордена предположено сдѣлать изъ бирюзовой эмали съ бѣлымъ кантомъ. Сверху креста — восьмигранная серебряная звѣздочка, въ серединѣ - медальонъ съ изображенiемъ иконы св. Николая; орденская лента бѣлаго цвѣта съ бирюзовыми полосками, по рисунку Станиславской ленты.

Хорошо иметь дело с грамотными, а, главное, хладнокровными людьми. Да еще при этом желающими тебе только хорошего. Потому что первым делом Николай Васильевич пожелал узнать, на чем основаны мои утверждения.

— Ни один из присутствующих этот орден получить не может. Статут там другой. Но я готов выслушать историю, которая привела вас обоих в столь заметное возбуждение. Прошу, — он показал направление движения.

Тут я собрался. Начинается серьезный разговор — специалистам туфту не впаришь. Такие как Склиф видят на два метра под землей!

— Помните, Манассеин обвинил меня в воровстве его трудов? — спросил я, когда мы расселись в профессорском кабинете.

— Да, он потом дезавуировал обвинения и просил прощения за свою горячность, — закивал хозяин.

— Так вот, мы получили подобное вещество, — выставил я склянку на стол. — Его удалось очистить, стабилизировать, и довести до возможности промышленного производства.

На склянку Николай Васильевич глянул с интересом, но трогать не стал. И правда, он такой посуды в своей жизни видел много.

— Это у вас письмо от помощников? Позвольте полюбопытствовать, — протянул он руку.

Не только выдал послание Славки, но и отметил карандашом нужные места.

— Сейчас собирался телеграфировать, чтобы привезли недостающие документы, — сказал я, когда Склифосовский отложил в сторону листик.

— Если всё так, то позвольте поздравить. Это... — задумался Николай Васильевич. — Тут одним памятником не обойдется. Список микробов внушает, знаете ли, почтение. Но какова моя роль? Я никоим образом в разработке не участвовал, а к чужим достижениям примазываться не имею обыкновения.

— Внедрение, — сказал я. — Проведем испытание на базе клиники вашего института. Отберем несколько десятков участников, у каждого будет засвидетельствовано наличие той или иной патологии, бактериальной инфекции. Добавим контрольную группу с теми же поражениями. Результаты сравним. Заодно определим минимально необходимую дозировку. Понимаю, черновой вариант, требует доработки, проверки, но...

— Я вас понял... Но никто так не делал... — Склифосовский запустил пятерню в бороду, довольно смешно ее при этом всклокочив. — Кто придумал? — посмотрел он на нас, как на студентов, сдающих ему экзамен.

— Мы с Дмитрием Леонидовичем много обсуждали...

— Он, — тут же сдал меня Романовский.

— Я так и думал. Очень хороший метод, я считаю.

Ага, наплачетесь еще от доказательной медицины. Слова про систематическое использование лучших из существующих доказательств эффективности при выборе метода лечения хороши, а сколько же за ними яда скрывается... Но это — проблемы следующих поколений, не наши. Вот пусть и думают. Критерий Стьюдента и прочие способы калибровки распределений, что называется, в помощь.

— Я согласен, — припечатал Склифосовский конверт. — Верю вам. В такое, — он взял наконец в руки склянку, — верить очень хочется. Как приедет помощник с бумагами — давайте его ко мне. Дам команду, чтобы начали подбор как можно скорее. Привлечем студентов и ординаторов к черновой работе. Насчет орденов... — задумался он. — Вот я сейчас напишу свой прогноз на бумаге, спрячу в сейф, а потом проверим.

Он пододвинул к себе листок, быстро написал там несколько слов карандашом, и начал складывать.

— Ну что за детские игрушки, Николай Васильевич? Покажите, мне интересно, чего мы достойны, по вашему мнению, — попросил я, пока он не успел спрятать его.

— Ну смотрите, — подвинул он бумагу к нам.

Мы с Романовским склонились над прогнозом оценки наших трудов. «ЕА (лек)