доживает последние мгновенья? Небольшое усилие, и мы его спасем!

Шестерня прищурился, сказал с нехорошей интонацией:

- Вы, когда в помощники набивались, о чем думали? Что вот так, по первому крику, будете отрываться от дела, носиться по окрестностям, чтобы помочь очередному бездельнику, что навернулся о землю, запутавшись в соплях?

Бегунец растерялся настолько, что лишь открывал и закрывал рот, не в силах вымолвить. Зубило же потемнел лицом, сказал зло:

- Получается, какая-то жалкая работа важнее жизни?

- Не какая-то, а твоя, - отрезал Шестерня жестко. - А вот жизнь, чужая. Решили спасателем заделаться? Так это вам не в кузнецы - в няньки нужно податься. Кстати, - он недобро усмехнулся, - а вы уверены, что это не ловушка?

- Это как? - окончательно растерявшись, пролепетал Бегунец.

Зубило промолчал, но во взгляде, среди ярости и отчуждения, протаял интерес.

- Да так. - Шестерня пожал плечами. - Один лежит, покрикивает, а двое в сторонке сидят. Подбежит такой сердобольный, рот раззявил, слюни пустил. А тут эти двое и выскакивают.

- Зачем? - по прежнему не понимая, простонал Бегунец.

- Поблагодарить конечно, зачем еще, - насмешливо бросил Шестерня, вслушиваясь во тьму, откуда доносилась негромкая возня и приглушенные стоны.

Зубило тряхнул головой, сказал твердо:

- Рассказ твой странен, и хотя о таком не слышал, готов поверить. Однако, предлагаю сходить. Все ж родная деревня рядом, наверняка кто-то из своих.

Шестерня пожал плечами, согласился:

- Что ж, можно и сходить для разнообразия. Однако на будущее - имейте в виду. От работы отвлекаться не буду и вам не позволю.

Зубило лишь стиснул челюсти, Бегунец же радостно закивал, затрясся, не в силах сдержать ликование. Шестерня решительно двинулся в сторону звука. Парни рванули чуток позже, но уже через мгновенье унеслись вперед, замаячили серыми тенями. Вновь донесся крик, короче и надрывнее предыдущего, словно невидимый мученик вместе с силами терял надежду. Ноги невольно понесли быстрее, затем еще быстрее, и под конец Шестерня едва сдерживался, чтобы не побежать вслед за парнями.

Глубокая борозда в земле, смешанные с грязью листья, попятнана темным, скомканная рубаха, словно кого-то недавно проволокли по грядкам. А вот и парни. Недалеко же они ушли. Стоят недвижимо, глядя куда-то во тьму. Передумали, или уже нашли? Только отчего оба молчат, а фигуры исполнены такого напряжения, то от одного лишь взгляда, мышцы каменеют, а рука ложится на торчащее из петли оглавье секиры.

- Ну, что встали, передумали помогать, или на большее силенок не хватило?

Насмешливо скалясь, Шестерня обошел парней, заглянул в лица. Распахнутые в ужасе глаза, стиснутые в полоску губы, взгляды устремлены вперед, к чему-то, что пока не видно. Нужно всего лишь оторвать взгляд от лиц, повернуть голову, и тогда все станет ясно. Просто повернуть. Только отчего так застучало сердце, почему налились железом ноги, а шея шевелится едва-едва словно тяжелый жернов?

Шестерня рывком повернулся, вздернул щит, закрываясь от неведомой опасности. Неподалеку, в десятке шагов, распростертое тело, одежда разлохмачена, лицо вымазано в грязи, не разобрать, мужик, девка ли. Руки слабо шевелятся, скребут землю. Знать жив, не помер. По крайней мере пока. А над телом... Ба! Никак старый знакомец, иглошерстень. Только на этот раз не один, с товарищами. Один возвышается над телом, двое стоят по обе стороны, и чуть впереди, готовые не то напасть, не то защищаться. Пасти распахнуты, шерсть угрожающе вздыблена, тончайшими остриями щетинятся сотни игл. Не животные - бойцы!

Шестерня поиграл секирой, недобро произнес:

- Что-то псы уже поднадоели. Давайте-ка поучим тварей, что б впредь неповадно было.

Пригнувшись, он двинулся вперед. Позади скрипнули доспехи, зашуршали под ногами листья, что значит парни не испугались, пошли на помощь. Послышался сбивчивый шепот Бегунца:

- Осторожнее, они очень опасны!

- Я тоже не подарок, - буркнул Шестерня. - Особенно когда зол. Что мы, трое здоровенных мужиков, с собачками не сладим?

Сравнение парням явно понравилось, однако Зубило произнес озабоченно:

- Дело не в размере - в скорости.

- Вот сейчас и посмотрим, - бросил Шестерня упрямо. - А то развели псарню - укорота нет. А ну иди сюда!

Он грозно топнул ногой, рванулся всем телом, словно сейчас понесется, прыгнет на врага, задавит массой. Однако ближайший иглошерстень даже не дернулся, лишь чуть наклонил голову, да повернул раковины ушей. Подосадовав, Шестерня вспомнил, что твари не видят. Значит напугать не удастся. Что ж, тем лучше. Хорошая трепка лучше плохих уговоров.

Он глубоко задышал, зарычал, разгоняя ярость, рванулся вперед, уже по настоящему, занося секиру для удара. Тварь все ближе, уже видны блеклые бельма глазниц, уже распалось на отдельные куски мессиво шерсти, обратившись меленькими иголками. В отсветах фонаря хорошо видать куда лучше бить - в самый центр лба, где, на бугрящейся выпуклостями поверхности, заметна небольшая впадина - самое место для удара.

Рука напряглась, взметнула секиру, рванула назад, чтобы ударить, расплескать, вбить в землю по уши, и... отточенное лезвие разрубило пустоту, ушло в землю с такой силой, что тело невольно шатнуло, потащило вперед. Охнув, Шестерня качнулся, клюнул носом, однако удержался на ногах, выпрямился, вытащив вместе с оружием изрядный пласт земли.

Тварь стоит напротив, совсем рядом. Неужели промахнулся? Да нет, как можно, с такого-то расстояния! Или, чудовище успело отскочить? Зубило что-то говорил о скорости. Но этого не может быть тем более. Двигаться так, что не усмотрит глаз? Да нет. Похоже, злую шутку сыграл хмель, чьи остатки по-прежнему бродят в голове. Или это от недостатка навыка... Секира, хоть и напоминает молот мастера, но все ж не то, не то. Надо будет на досуге приноровиться, чтоб впредь не позориться. Но это на досуге, а пока...

Вновь выпад, на этот раз осторожнее, мягче. И вновь промах. Тварь отскочила в последний момент, легко, как бы играючи. Отпрыгнула, как от надоевшего ребенка, что, не умеючи ходить, лишь валится, грозя отдавить лапы тяжелой игрушкой. Шестерня взъярился, заревел, вновь взмахнул секирой.

- Сбоку! - голос Бегунца прозвенел лопнувшей струной.

А мгновеньем позже в щит ударило, да так, что онемела рука, а земля покачнулась, встала на дыбы. Ноги не удержали, и Шестерня лишь в последний момент успел выставить руку, чтобы не упасть лицом в грязь. Это спасло. Сверху пронеслась белесая тень, скребанув по панцирю так, что брызнули искры. Шестерню шатнуло в другую сторону, и на этот раз он не удержался, завалился навзничь. Отплевываясь от забившей рот гадостной земли и обрывков листьев, Шестерня вскочил, но от удара