наконец, не выдержал, осмотрев получившийся ряд из черточек, поинтересовался:

- Мне-то что делать?

Шестерня взглянул искоса, сказал строго:

- Торопливость в нашем деле - худший помощник. Десять раз отмерь - один отхлебни, в смысле - отколи.

Зубило пожал плечами, сказал с сомненьем:

- Тебе, конечно, виднее. Но не думаю, что так уж это на самом деле важно. Ну отколешь лишнего, ну и что?

Шестерня прищурился, бросил насмешливо:

- В общем, верно. Любой скол заделать можно. Вот только знаешь ли ты, как раствор замешивать, сколько чего добавлять, как накладывать, чтобы не только фактурой и цветом с материалом совпадал, а еще и держал достойно, не крошился, не размокал, не прорастал плесенью?

Зубило открыл и закрыл рот, не найдя что сказать, потупился. За него вступился Бегунец, произнес с сомненьем:

- То, что держать должно крепко - согласен. Но остальное: цвет, фа... как ты сказал, фактура... Разве это так важно?

Шестерня похлопал парня по плечу, сказал назидательно:

- Вот по этому в деревне и сидите, от каждой тени шарахаетесь. - Парни переглянулись, в лицах протаяло недоумение. Шестерня поиграл бровями, произнес сурово: - Даже не знаю, выгнать вас прямо сейчас, да других помощников поискать, поумней да попокладистее, или уж погодить...

Зубило помрачнел, сказал с досадой:

- Зачем же так-то, сразу выгонять.

- Не надо выгонять. Лучше объясни. Мы ж от незнания, не со зла, - поддержал Бегунец жалобно.

Шестерня окинул взглядом стену, сказал, обращаясь к Бегунцу:

- Сейчас будем замерять, каждый раз поднимай до следующей риски. Ни через одну, ни между, а ровно к следующей. Ты же, - взгляд метнулся к Зубиле, - записывай в столбик, снизу вверх. Левую стену - в левый, правую - в правый.

- Чтобы как по рискам получилось? - произнес Зубило с готовностью.

- Чтобы как по рискам. Готов? Девяносто четыре.

Зубило принялся лихорадочно чертить, прикипев взглядом к металлической пластине и от усердия высунув язык. Бегунец сосредоточился на рисках, и едва Шестерня давал команду, тут же сдвигал пальцемер выше, всеми силами стараясь сделать точно, как и сказал мастер - не выше не ниже.

ГЛАВА 10

Измерив проход, вышли назад, в пещеру, и двинулись к следующему. Бегунец улыбался, широко шагал, размахивая руками и чуть слышно насвистывая, явно довольный собственным участием в работе. Зубило же ушел в себя, задумчиво глядя под ноги, двигался с отстраненным видом, покручивая в пальцах стило. Внезапно он поднял голову, взглянув на Шестерню в упор, спросил:

- Там, в проходе, ты говорил о важности мелочей... Я по-прежнему не могу понять. Объясни.

Шестерня покосился на спутника. Парень напряжен, брови сведены в линию, в глазах вопрос. Спрашивает явно не от скуки, похоже, и в самом деле серьезно озадачен разговором. Взъерошив бороду, так что в отблесках фонаря многочисленные волоски заблистали багрянцем, Шестерня произнес с нажимом:

- Для мастера в деле мелочей не бывает. Недодержал металл в масле - сломалось оружие, не досчитал прочность балки - просел свод, не верно определил напряжение в камне - выкрошилась стена, а то и вовсе рухнула. И ладно, если оружие сломалось в чужой руке, а если в своей? Или камни на голову посыпались. Хорошо если на чью-то.

Бегунец ахнул, спросил с ужасом:

- Если на чужую, значит можно?

Шестерня пожал плечами, ответил:

- Можно. На то она и чужая. Каждый сам своей голове хозяин, если не убрал вовремя, не упрятал под шлем - чья вина?

Зубило нахмурился, спросил глухо:

- Я что-то не пойму. С одной стороны, чужое не жалко, но с другой... - Он смолк, закусил губу.

Шестерня окинул взглядом парней. Оба хмурятся, оба поглядывают с неодобрением. Только Зубило темен лицом и хмур, а Бегунец поник, кривит губы, будто вот-вот расплачется. И чем только недовольны? Хотя, если подумать, не так уж и важно. Здесь через одного такие, если не все. Чего, спрашивается, в помощники напросились?

Бегунец спросил с надеждой:

- Но разве тщание в работе не подразумевает внимание к другим? Заботу об их жизни?

Шестерня насмешливо прищурился, поинтересовался:

- Если один сделал хороший хмель, а другой им упился до смерти, кто виноват?

- Но ведь это совсем не то! - запротестовал Бегунец.

Не обращая внимания, Шестерня продолжил:

- Или, скажем, изготовил я доспех, а ты в нем под завал попал. Опять же, чья забота?

- И чья же? - остро взглянув, переспросил Зубило.

- Вот ты мне и скажи, оба скажите. - Шестерня усмехнулся. - Я ж не знаю, потому и спросил.

Зубило задумался, Бегунец опять погрустнел. Шестерня некоторое время косился на спутников, ожидая ответа, но вскоре отвлекся. У парней по молодости в голове каша, не понимают очевидного. Чем тратить время попусту, обсуждая разные глупости, лучше бы делом занялись. Собственно, сейчас и займутся. Вон, впереди, протаял очередной фонарь, с распахнутым зевом тоннеля напротив. И это только второй! А сколько их еще, вокруг селенья? Конечно, Креномер точных сроков не ставил, но поторопиться все же не мешает. Провозишься лишку, а тем временем иглошерстни деревню вычистят. Кто тогда работу оплатит?

Закончив с промерами очередного прохода, перешли к следующему, затем еще и еще. Отмерив последнюю риску и продиктовав число, Шестерня вздохнул, обтерев со лба пот тыльной стороной ладони, звучно похрустел шеей, взглянул на спутников. Зубило опустил пластину, морщась, словно от горького, трясет рукой. Стило хоть и невелико, но с непривычки похуже молота будет: пальцы застывают крючьями, от напряженья слезятся глаза, хотя, казалось бы, всего-то и дел - стой, да черти руны. Бегунец с трудом разогнулся, держится за низ спины, лицо бледно, глаза потускнели. Работа далась парням тяжело. Оно и понятно. Не приноровившись и ложкой тяжело ворочать. Однако, что хорошо, оба бодрятся, не ноют, не просят отдыха - тянут губы в натужных улыбках, напускают в лица пренебрежения. Вроде как и не устали вовсе. Подумаешь, промеры! Сделали - и не заметили. Можно и еще столько же, или даже вдвое!

Перед глазами бледными пятнами маячат лица помощников, а перед внутренним взором тянутся рядочки цифр, складываются в столбцы, обретают форму, из корявых закорючек рун превращаясь в новенькие металлические заготовки, сплетаются в сложном танце, сливаясь в решетки, врастают в скалу, чтобы в конце, радуя глаз и согревая сердце, обратиться горстями блистающих камней и золотых самородков.

Сделав приглашающий жест, Шестерня развернулся, двинулся в сторону кузни, размышляя. Всего оказалось восемь