— Дикарские предрассудки, — поморщился Макензи, — Но если уж в деревянные головы полли что-то попало, не выбьешь и веслом.

— Значит, ваш приятель прогорел?

— Не приятель он мне. Просто… слышал. Выходит, оказался он на мели. Денег нет, акций нет, всех активов — британская спесь да старый носовой платок. И ещё поди разбери, что из этого дороже… Дело швах, как вы понимаете. Новый Бангор — солнечный остров, но он не очень-то жалует чужаков, особенно без гроша в кармане. Тут-то и нашептал ему кто-то, что есть один способ заполучить пару монет, коль уж жизнь скрутила в бараний рог, — Макензи понизил голос, — Занять у одного из Девяти.

Саливан фыркнул.

— Опять ваши кроссарианские истории, Оллис! Мне следовало догадаться. Вам ли не знать, что всё это выдумка и ерунда. Скажите, Чабб?

Макензи насупился. Его суеверная как у всех шотландцев душа жить не могла без зловещих тайн, многозначительных умолчаний и всего того, что обретается в тени англиканской церкви с древних кельтских времён. Может, поэтому он первым из всех европейцев на острове сделался убеждённым кроссарианином, членом Ордена Рубиновой Розы и Золотого Креста.

Но Саливан выжидающе смотрел на Лэйда, и тому пришлось ответить.

— Кроссарианство, конечно, ерунда, но многие относятся к нему весьма серьёзно, — уклончиво ответил он, — Мне кажется, если тряхнуть за шиворот всех посетителей «Глупой Утки», по меньше мере у пяти из каждого десятка выпадет из-за пазухи амулет Брейрбрука. А полли — те и вовсе поголовно чтят своего Танивхе.

Кажется, ему удалось проскочить меж двух огней — и Макензи и Саливан уважительно кивнули.

В глубине души Лэйд сам едва ли мог сказать, как относится к пастве Золотого Креста. С одной стороны, безусловно, кроссарианство представляло из себя скопище дикарских суеверий, табу и предрассудков, которые наложились на христианскую веру. Примитивная по своему устройству полинезийская религия с её жуткими кальмароголовыми богами, столкнувшись со старым добрым христианством и сонмом Библейских демонов, породила жуткие всходы, даже не снившиеся оголтелым англиканским миссионерам. Иногда Лэйду казалось, что кроссарианство представляет собой смешение раннехристианских культов, теургии[27], каббалы[28] и гоэтии[29]. Возможно, когда-то оно представляло из себя нечто эклектичное и вполне безобидное. Пока Левиафан со свойственной для него дьявольской изобретательностью не вдохнул в него жизнь.

— Короче говоря, кто-то надоумил баронета обратиться к Девяти Неведомым, высшему Ордену «Золотой Зари». А если точнее, — Макензи покосился в сторону, будто подозревал, что кто-то в «Глупой Утке» мог его подслушивать, — К Мортлэйку.

— К Князю Цепей? — невольно удивился Лэйд, — Скажите, пожалуйста. А отчего не к Монзессеру, покровителю торговцев и менял? Ну или к Почтенному Коронзону, раз уж на то пошло?

Макензи кисло улыбнулся.

— Принято считать, что Мортлэйк символизирует долг и честь. Надо думать, для баронета это было не пустым звуком. Может, для него это было какой-то шуткой, а может, он в самом деле отчаялся сверх меры. Словом, как-то ночью он сделал всё, что полагается для того, чтоб заручиться расположением Мортлэйка. Вырыл на пороге дома ямку, наполнил её кровью из рассечённой руки, добавил цветок ангрекума, ржавую иглу, каплю чернил, мёртвого воробья…

— Избавьте нас от деталей, — пробормотал Саливан, зачерпывая ложечкой десерт, — По крайней мере, до тех пор, пока я не закончу есть.

— Утром, едва не выпрыгивая из кальсон, он бросился проверять ямку и обнаружил там, — Макензи выразительно обвёл взглядом сидящих за столом, — Хотите верьте, хотите нет — пять золотых гиней старой британской чеканки. Из тех, знаете, которые были выпущены для английской армии герцога Веллингтона на Пиринеях[30].

— Вздор! — вырвалось у Саливана.

Тощий Макензи выпрямился за столом, высоко подняв подбородок. Ни дать, ни взять, готовился принести клятву в Палате пэров.

— Через пару дней я видел его теми самыми глазами, которые есть урождённая собственность Оллиса Макензи. Приодевшегося, набриолиненного, в арендованном локомобиле!

— Что-то мне подсказывает, что этот ваш баронет неверно понял суть кроссарианства, — вздохнул Лэйд, — Едва ли Князь Цепей одобряет роскошь и мотовство — особенно за его счёт.

— Наверно, он, как и наш Эйф, полагал, что Девять Неведомых — миф и чепуха, ну а монеты взялись откуда-то сами собой. Или, может, их нарочно подкинул какой-нибудь меценатствующий шутник. Как бы то ни было, весь следующий месяц он пускал пыль в глаза. Столовался обязательно у Симмонса в Редруфе, завёл ложу в театре, оставлял не меньше чем по пять шиллингов за карточным столом. Умные люди намекнули ему, что раз уж он воспользовался расположением губернатора Мортлэйка, стоит через месяц положить в ямку не меньше того, что он из неё взял. А лучше бы и вовсе монет десять. Но эти баронеты — чертовски упрямый народ. Самоуверенные выскочки все до одного. А потом всё и началось.

Макензи оторвался от рассказа, чтоб прикрикнуть на автоматона — тот едва не перевернул вверх ногами столик, пытаясь убрать с него пустую посуду. Лэйд не стал его торопить, всё равно историю он слушал рассеянно, не вникая в детали. Беспокойно зудевшая мысль отдалилась ещё больше, извивалась, как угорь в глубоком пруду. Теперь нечего и думать было поймать её…

— Сперва у него остановились все часы в доме, — Макензи понизил голос и склонился над столом, едва не угодив бородой в пивную кружку, — Потом сбежал кот. Это всё, конечно, были знаки, только он не обращал на них внимания. Загодя купил себе билет первого класса в Мельбурн. Потом у него совершенно пропал сон. Соседи говорили, каждую ночь видели его, бесцельно бродящего по дому со свечой в руках. Он сделался бледен и беспокоен, вздрагивал от каждого шороха. Где бы он ни находился, ему всё мерещился звон цепей… До тех пор, пока однажды он… попросту не исчез. Растворился в воздухе. Пропал. Фьюить!

— Сел на корабль и сбежал, — Саливан пожал могучими плечами, — Сейчас уже, поди, играет в баккару где-то в Мельбурне.

— Нет, — Макензи улыбнулся, что обычно редко с ним бывало, — Корабль ушёл без него, это я знаю наверняка. Его вообще больше никто не видел на острове.

— Тоже не самая странная история. Если хотите знать, каждый год в Новом Бангоре пропадает не меньше дюжины человек. И это не считая тех, что случайно заходят в Скрэпси. Тех, кто пропадает в Скрэпси, уже сам Святой Пётр не сыщет…

— Да, возможно он просто пропал, — с неожиданной лёгкостью согласился Макензи, — Утонул, бросившись с причала в Клифе. Сиганул под демонический поезд. Вознёсся святым духом в воздух… Только вот что. Через полгода новые жильцы наводили порядок в брошенном им доме. И, как вы думаете, что