— Не обращай на него внимания, — пробормотал Лэйд, с трудом поднимаясь из кресла, — Сегодня наш Дигги взял за моду общаться палиндромами. Бьюсь на шиллинг, запасов ему с лихвой хватит до самого вечера.

Он чувствовал себя разбитым и уставшим, как и должен чувствовать джентльмен его возраста, проведший ночь не в мягкой кровати, а в кресле. Сморило, должно быть. Не те времена, когда он мог бодрствовать по нескольку ночей к ряду, ожидая очередной напасти. Да, размяк старый Чабб, размяк… Не иначе, скоро его кошмарное величество Левиафан сожрёт тебя без соли…

— Пусть лучше палиндромы, — заметила Сэнди, — Я помню неделю, когда он изъяснялся исключительно деепричастными оборотами, вот это было настоящее испытание…

— Но не такое, как в тот раз, когда он стал говорить одними герундиями на букву «м».

Сэнди улыбнулась, заглянув в его кабинет. Глядя на неё, Лэйд в очередной раз подумал, что за эту улыбку ему следовало бы доплачивать своему деловоду лишних два-три шиллинга в месяц. В некоторых случаях она действовала даже лучше, чем рыбья чешуя.

— Ну, если считать… Ох, тушёная макрель! Что это с вами, мистер Лайвстоун? — глаза Сэнди испуганно округлились, — Ваше лицо, Чабб! Вы…

Он поморщился. Следовало ожидать, что все бесчисленные царапины, которыми украсили его брауни, не исчезнут за одну ночь. Благодарение Брейрбруку, он хотя бы позаботился об изрезанном в клочья костюме…

— Сделай вид, что не обращаешь внимания, Сэнди. Подлец Макензи уговорил меня вчера попробовать американский двойной яблочный — и сама видишь, чем это закончилось.

Сэнди прижала ладонь ко рту — то ли ужаснувшись, то ли пытаясь скрыть смешок.

— Вы… вы ввязались в драку?

— Да. С тумбой для афиш ниже по улице. Поверь, я задал трёпку, которой этой невеже давно не доставало!

Сэнди неуверенно улыбнулась. Она привыкла доверять его чутью. Если старый Чабб говорит, что всё в порядке, это долженствует означать, что мир находится на привычном месте и всё обстоит наилучшим образом. В конце концов, он был бессменным владельцем «Бакалейных товаров Лайвстоуна и Торпса» уже без малого двадцать лет, а это кое-что значит даже в Хукахука.

— Хочешь перекусить со мной? — спросил он, — У меня не было времени готовить с утра, но на кухне должен был оставаться хороший кусок бифштекса с розмарином, пирог с почками и ежевичное варенье. Дигги, поставь чайник на огонь!

— Гори, пирог! — с энтузиазмом отозвался Диоген, водружая на плиту дорожный саквояж Лэйда.

— Ничего, можешь валять дурака сколько тебе заблагорассудится, рано или поздно я раскушу тебя!

— Ешь немытого, ты меньше, — невозмутимо посоветовал в ответ Диоген.

— Знаешь, в чём твоя ошибка? Ты слишком талантлив в этом деле. Невозможно прикидываться дураком так долго. А значит…

— И волю лови, — легко заключил Диоген, берясь манипуляторами за спичечную коробку, — Камень — не мак.

Сэнди поспешно отняла у него спички и от греха подальше убрала подальше саквояж.

— Вот чего я не пойму, мистер Лайвстоун, — она ловко зажгла огонь и взялась за чайник, — Вы же знаете, что Дигги безумен, точно шляпник. Но всё равно пытаетесь сделать вид, будто он что-то скрывает.

Лэйд фыркнул.

— Он не безумен! Он разыгрывает нас. Поверь, внутри у этой старой железяки больше мозгов, чем у сэра Исаака Ньютона. Он нарочно валяет дурака, чтобы сойти за недалёкого увальня. Но я слежу за ним — и он это знает.

— Два дня назад он трогательно пытался накормить дохлую муху жевательным табаком.

— Я заметил.

— А в понедельник драил гречишным мёдом дверные ручки.

— И ещё сломал мой лучший зонт, пытаясь, по всей видимости, сделать его достаточно маленьким, чтоб умещался в кармане.

— Ну вот! — Сэнди торжествующе взглянула на Лэйда, — Он не способен понимать, что делает. Разве это не признак отсутствия разума?

Лэйд улыбнулся, наблюдая за тем, как она хлопочет у плиты. В маленькой фигуре мисс Прайс не было и сотой доли той силы, что заключалась в механической кухне, однако с любой работой она справлялась удивительно быстро, и неважно, что это было, квартальная налоговая декларация или чайник с чаем.

— Многие учёные джентльмены бьются над тем, что такое разум, мисс Прайс, — заметил он, — И многие совершают одну и ту же ошибку, отчего-то полагая свой собственный разум мерилом всей разумности во Вселенной. Как знать, может этот заварочный чайник, что у вас в руках, стократ умнее нас обоих? Мы лишены возможности судить об этом. Так не будем же делать тех ошибок, которые в своё время совершил старикашка Кант!

Чайник в руках Сэнди на миг замер.

— Где это вы слышали о Канте?

Лэйд стиснул зубы. Ещё один признак подступающей старости — он становится непростительно небрежен в мелочах.

— Кант? Я сказал Кант? Я имел в виду Ганта, мисс Прайс. Это старый пьяница-ирландец из Клифа. Вечно несёт околесицу о смысле жизни и всем таком прочем… Неважно. Я лишь хотел сказать, что многие из тех, кто ищут разум, на самом деле сущие дураки, поскольку ни черта о разуме не знают.

Сэнди приподняла бровь.

— Вот как? Никогда бы не подумала, что вы имеете склонность философствовать.

— Все старые лавочники — в глубине души убеждённые философы, мисс Прайс. Да и как не сделаться философом, целыми днями размышляя о том, отчего консервы из индюшки в этом сезоне идут охотнее телячьих?.. Нет, главное свойства разума не в умении заваривать чай.

— А в чём же? — спросила Сэнди, то ли насмешливо, то ли всерьёз.

— В сомнении, — негромко ответил Лэйд, — Сомнение — это первое качество всякого разума. Будь он хоть толику разумен, неизменно будет сомневаться — в себе самом, в окружающем его мире, в чувствах, в законах логики, да хоть бы и в погоде… Наверно, поэтому меня так раздражают люди, которые ни в чём и никогда не сомневаются.

Сэнди улыбнулась, поправив выбившийся из причёски локон. Волосы у неё были ореховые, из тех, что так редко встречаются у урождённых островитян, обладающие отнюдь не английским нравом, вздорным и непослушным.

— Что ж, если когда-нибудь решите бросить торговлю и сделаться философом, можете рассчитывать на мою поддержку. Мы наконец изгоним отсюда кислый уксусный дух и оборудуем для вас настоящий кабинет, где вы сможете сочинять книги, предаваться глубокомысленным спорам о природе сущего — или чем там ещё занимаются философы? Для Дигги мы найдём парик поприличнее, слуге философа непозволительно выглядеть подобным образом, ну а я…

— Вы никогда не хотели покинуть остров, Сэнди?

Лэйд едва не прикусил язык, до того неожиданно этот вопрос вырвался наружу.

Сэнди Прайс немного напряглась — он видел это по её спине.

— Я… Отчего вы спрашиваете?

— Праздный вопрос, рождённый бездельем, — проворчал он, — Извините. Просто подумалось… Мир ведь так велик, а вы так молоды. Неужели вас никогда не подмывало бросить старикашку Чабба с его пыльными гроссбухами — и