— Что ты хочешь от меня?! — меня уже стала напрягать его навязчивость.

— Поблагодарить тебя хочу! Этот, кого ты обожгла, моему отцу ради смеха пробил в прошлом году колено дробью. Теперь отец калека, и его выгнали с работы; нам трудно пришлось только потому, что этот урод возомнил, что он вправе стрелять по людям. А все от того, что у него брат — местный вор, и его все боятся, поэтому он втридорога продает украденную его братом еду и может делать что хочет. А ты отомстила за нас. Ты показала ему, что есть на этих чертей управа!

— Черти справедливые и вредить не заслужившему это не будут, в отличие от этого. Поэтому не обижай чертей таким сравнением. А мстить? Так я и не мстила, просто дала то, что он сам раздавал налево и направо. И в этом моей заслуги нет. Это сделал кто-то через мое тело, — ответила я. Даже ума приложить не могу, почему именно так я ответила, само вырвалось.

— А кто? Я своими глазами видел, что ты это была! Да, видел. Да как у тебя силы хватило с огромным мужиком справиться?

— Может, и я, но вроде и не я. А тебе то что? Мне некогда, мне надо идти, — засуетилась я, будто мне мешали все эти пустые разговоры. Он все равно не поймет меня, даже я себя пока с трудом понимаю.

Парень не стал меня удерживать, но напоследок крикнул, что по этой дороге, по которой я иду, дальше будет еще длинная улица, и в конце нее, прям перед высотками, стоит последний дом. В этом доме живут их родственники, семья Бадяжников, они меня пригреют, дадут переночевать и накормят, если назвать им имя парня. А звали его Али. Я поблагодарила его и пошла дальше.

Паренек не соврал, и я переночевала у его родни. Наутро снова хотела отправиться дальше. Женщина, укрывшая меня, прибежав от соседей, срочно сообщила, что мне надо собираться и уходить, так как меня ищут за то, что я совершила.

— Пока они не знают, где ты, но найдут! Они изведут всю деревню, чтобы люди сдали тех, кто тебя укрыл. А люди живут всю жизнь в страхе, они не будут молчать, если их жизням будет угрожать опасность, — проговорила беспокойно она, собирая меня в дорогу.

— Мне надо остаться, — сказала я, ведь понимала, что даже если уйду, то эта семья, приютившая меня, пострадает. Я не могу причинить людям такую боль.

— Но тебя убьют! — воскликнула она. — Ты покалечила брата самого опасного человека в нашем районе.

— Я сдамся им. Не могу допустить, чтобы кто-то пострадал.

Женщина обмякла и стала рыдать, она меня не знала, и не могла ее душа болеть за меня, но она знала жизнь, которая на их душах оставила незаживающие раны несправедливости. Ее слезы были от немощи противостоять силе и власти зла.

— С вами ничего не будет, — успокаивала я ее, — а мне нужно с ними поговорить.

Что мной двигало, я не знаю, только понимала, что предел моим силам однозначно есть и, справившись с одним, с двадцатью я не смогу справиться.

Выйдя навстречу к тем, кто меня искал, я, не замечая сама того, собрала всех людей с соседних улиц, которые хотели посмотреть на то, что будет происходить. Кто-то из них был праздным зевакой, а кто-то был возмущен несправедливостью и ошеломлен моим поступком. Ведь слух о том, что мелкая щуплая девчонка смогла почти уничтожить громадного упыря, наживавшегося на людском добре, украденным его братом, разнесся по всему району.

На мою поимку отправили человек пять приближенных вора и убийцы, держащего этот район в страхе. И, когда они стали подходить ближе, родственник Али, который тоже натерпелся тирании, заслонил меня собой. И тут начала завязываться потасовка, люди были против моей выдачи. Когда это сопротивление стало опасным, верзилы достали ножи и палки, я понимала, что не могу даже на секунду дать почувствовать боль этим людям. Боль настолько вросла в их тело, она с рождения вместе со страхом уничтожала в них Божью искру. Им уже достаточно пережитого. Не позволю им страдать. Я люблю их всех за то, что они еще остались людьми, и их чистое начало Божьей сути живо в них.

И такая сила этого всеобщего желания справедливости естества во мне зажглась, что я начала светиться. Я этого не заметила. Мне это потом рассказали те, кто был там. Я даже момента этого не помню. Помню лишь то, что эти пятеро бугаев лежали как горстка пепла на земле и от их тел не осталось ничего, а сам пепел стало сносить ветром куда-то вдаль. Люди опешили. Кто-то испугался, кто-то во мне Бога увидел, а кто-то решил, что я зло похлеще этой всей откормленной братвы.

Очнулась я в том же доме, где ночевала. Они сидели все вокруг меня, ждали, когда же я открою глаза. Женщина на меня чуть ли не молилась.

— Чего это вы? — заговорила я, удивляясь окружению.

После рассказа о том, что я наделала, женщина снова начала читать молитвы, завывая то ли радостно, то ли со скорбью — я так и не поняла.

— Так! Сейчас же прекратите эти свои песнопения, я не Бог!

— Откуда ты знаешь? — спросила она, — ты же не помнишь себя, ты сама мне вчера рассказывала, что ты очнулась и не знала, кто ты.

— А может, она из этих, — проговорил отец, — над которыми богатеи из далеких городов эксперименты ставят, и у них суперспособности со всех щелей лезут? Кто летает, кто сильный, кто огнем дышит.

Жена шикнула на мужа:

— Да сказки все это! А ты, старый дурак, всему веришь!

— Это не сказки! — огрызнулся он.

— А ты хоть одного своими собственными глазами видел? — язвительно спросила она.

— Баджана друг видел, он бывал в дальних городах! — обиженно проговорил мужчина.

— Это тот друг, что по деревне без штанов ходит и девок пугает, не выдумывай и людей не смеши! — женщина настаивала на своем. — Она — Бог! Это сразу понятно!

— Стойте! Пожалуйста, замолчите, — попросила я, мне было до тошноты душно от