Серый с ужасом понимает, что все это время рядом с ними ходил самый настоящий маньяк.

– Дядь Миш… Я буду послушным, вы только не убивайте, – жалобно блеет Тимур, чуть глотнув воздуха. – Я помню, что это вы меня спасли…

Серый еще никогда не видел такого открытого и беззащитного выражения на его лице.

– Вот и помни, дурачок, и не быкуй, – сыто усмехается Михась и прячет нож, отступает, напоследок покровительственно похлопав Тимура по щеке. – Дыши носом, коротко и быстро, понял? А то раскашляешься.

Тот покорно дышит носом, быстро и коротко, как велено. Михась наблюдает за ним с нескрываемым удовольствием.

– Вот и умница. А теперь пойдем, поговорим с этими пацанчиками. Ты, кажется, говорил, что они могут достать что угодно?..

Михась идет дальше, довольно напевая. Нож в его пальцах непринужденно порхает, бросая блики. Тимур трет горло и хмуро бредет следом. Испуг с него стекает, словно маска с лицедея. Смеха тоже нет. В спину Михася смотрит очень уставший, даже несчастный человек.

Серый понимает, что Михась идет к близнецам вовсе не просить помощи, и несется вперед.

Там солнечно, тепло. Дом утопает в зелени и будто улыбается своими колоннами. На первом этаже все окна распахнуты, в них гуляет ветер и золотятся занавески. Звучит безмятежный вальс.

Серый просачивается внутрь вместе с ветром и застревает полупрозрачных складках тюля. Он хочет открыть рот, чтобы предупредить о Михасе, но ничего не получается. Серый еще несколько секунд безуспешно трепыхается, но ткань держит крепко.

А Юфим самозабвенно играет на рояле и улыбается от удовольствия. Зет сидит в соседнем кресле с книгой Гесиода. Он вроде бы читает, но его взгляд то и дело срывается со строчек и скользит поверх книги, к близнецу.

– Сыграйте со мной, Зет Геркевич, – просит Юфим, встретившись с ним взглядом.

Зет поспешно делает занятой вид, словно его застали за чем-то неприличным.

– Я читаю, Юфим Геркевич. Позже.

– Да-да, – поет Юфим и лукаво щурится. – Пожалуйста.

– Я уже играл с вами, – отбивается Зет.

– Пожалуйста, – повторяет Юфим, и его пальцы замирают над клавишами.

По комнате еще какой-то миг плывет отзвук вальса, наступает тишина – и книга закрывается. Юфим держит руки на рояле и с предвкушением поглядывает на брата. Зет встает, идет к терменвоксу и, пройдя мимо, достает из комода странный прибор с широким плоским колесом. Юфим издает разочарованный стон.

– Граммофон? Зет Геркевич, так же нельзя!

Зет кладет на широкое колесо черную пластинку, опускает на ее край ручку с иглой и щелкает большой кнопкой. Особняк наполняется тихим шорохом и треском, а потом начинается вальс и женский голос поет:

«В тиши опустевшего некогда мира так чуждо звучит голос множества нот, как будто живой кто-то рядом поет, на миг обманёшься – погрезится лира…»

– Можно, Юфим Ксеньевич, – Зет подкрадывается к близнецу со спины и тянет его со стула. – Вы долго играете и уже утомились, просто не понимаете этого. Праздновать обретение людей можно не только за роялем. Давайте потанцуем?

Он подхватывает Юфима под руки, кружит под жутковатую песню. Тот ловко переставляет ноги в танце, звонко смеется и следует за братом.

«…Оркестр ликует в разбитой Элладе торжественным гимном на сломе времен, похожим на странный предутренний сон, Морфеем навеянный, или проклятье…»[1] – летит сладкий женский голос с пластинки.

Юфим и Зет вдвоем скользят по паркету, легкие и грациозные. Темные и светлые пряди волос взлетают, перемешиваются и сменяют друг друга. Близнецы переговариваются, и их голоса перекрывают песню, сливаются так, что невозможно понять, чьи они:

– Следующим будет виолончелист? Он чудесно играет.

– Это не причина, вам же известно.

– Но у него море желаний.

– Полагаете, он сможет попросить правильно?

– Почему нет? Он тоже слышал зов.

– Но разве он способен что-то положить на алтарь жертвы? Быть может, попробуем с той девочкой, Олесей?

– Ах, вы хитрец! Решили, что нам нужна женская рука? Прошу прощения, после супруги мне человеческие женщины – что прокрустово ложе. Давайте подождем детей Веры Петровны.

– Как проводники воли мы не можем ждать. А дети появятся еще нескоро.

– Но мы можем их поторопить. Это же такая редкость в нынешние времена – дети! И близнецы! Они же чистейший лист! Если будем тянуть с ними, можем упустить.

– Не стоит рисковать. Подождем, а пока что займемся Тимуром. О, слышите?

– Слышу. У нас гости.

– Кажется, ваше желание вскоре исполнится, Юфим Ксеньевич.

– На то мы и здесь, Зет Геркевич.

Близнецы смотрят на Серого в упор, хохочут и вальсируют в глубину коридоров. Музыка льется вслед за ними:

«Сменяемы вехи, фатален итог, пришедшие вместе навечно вдвоем. Пришедшие вместе навечно вдвоем, в цикличности вех не конечен итог…» – и за мгновение до требовательного стука замолкает – игла соскакивает с пластинки.

– Здравствуйте, Михаил Денисович и Тимур Ильясович, – хором говорят близнецы. – Проходите, будьте гостями!

– И вам здрасьте, – отвечает Михась и тянет нехорошим предвкушающим голосом: – У нас небольшая проблема…

– Вам достаточно лишь просьбы.

– Просьбы? – усмешка в голосе становится ярче. – Чтобы я о чем-то просил?..

– Я хочу попросить! – перебивает Тимур.

Серый не успевает ни подглядеть, ни дослушать – он просыпается.

Глава 8

Мама обнимает его. Прапор долго расспрашивает о самочувствии. Верочка и Олеся приносят чай с пышками. Серый трет сонные глаза, моргает в их счастливые лица и кутается в одеяло. Ему не зябко, с ним вообще все наконец-то хорошо – просто неуютно от пристального внимания.

– А где Тимур и Михась? – спрашивает он.

– Пошли к хозяевам, – отвечает Олеся.

Серый замирает и опускает надкушенную пышку обратно на блюдо, понимая, что ему привиделся вовсе не сон. В груди скручивается плохое предчувствие. Пальцы начинают дрожать. Вопросы мечутся в голове испуганными бабочками. Что с ним было? Кто такие эти близнецы? Что они сделали с Серым? Может, это всего лишь очень яркий необычный сон? Михась ведь не на самом деле угрожал Тимуру?

Серый смотрит на Прапора, чувствуя себя беспомощным до отвращения. Рот открывается, но первые же звуки застревают в горле. Рядом сидит мама, суетится Олеся, и Верочка настороженно смотрит, сложив руки на животе. Серый не может ничего сказать Прапору, когда они слышат каждое его слово. Здравый рассудок шепчет, что как раз они и должны всё знать. Ведь из-за незнания может пострадать каждая из них! Особенно Верочка, ведь Михась ее муж…

Но Серый молчит, понимая, что рассказ будет звучать очень странно, словно бред сумасшедшего. Михась, разумеется, ничего не подтвердит, Тимур, запуганный им, тоже повертит пальцем у виска. А близнецы… Близнецы с их непонятными целями и силами несопоставимо