и надевая то самое платье. Мельком бросаю взгляд на себя в зеркало. Волосы растрепаны, в глазах застыли немые слезы, губы потрескались. И в таком виде я предстану перед императором и двором?

— Причуды выжившего из ума старика, — раздраженно бросает себе под нос Каэн, но я слышу его слова.

Неужели он совсем не уважает императора, который всегда ценил Каэна выше остальных? Я заглядываю в глаза Каэна и вижу в них только раздраженное нетерпение. Он словно охотник, который вот вот встретится со своей добычей с глазу на глаз. И кажется, он беспокоится, что встреча эта будет проходить не на его территории и не на его условиях.

— София, — бросает Каэн, — помоги Анне привести себя в порядок, раз слуги не могут дотащить свои ленивые задницы.

— Я справлюсь сама, — говорю я гроче, чем хотела и мой красноречивый взгляд останавливает Софию, уже готовую броситься выполнять приказание князя.

Каэн закатывает глаза, вздыхает и раздраженно подходит ко мне.

— Ты должна будешь сделать все, как в прошлый раз, надеюсь ты понимаешь, сколь многое зависит от тебя, — говорит мне Каэн, раздраженно зашнуровывая шнурки на моем платье, — из за тебя, нам придется ехать в экипаже, это задержит нас. Надеюсь, старик не отдаст богу душу раньше времени.

Я чувствую, как от прикосновения его пальцев к моей спине, драконье тепло в моем животе отзывается, словно бы узнавая своего отца. Если бы Каэн только мог почувствовать своего сына сейчас. Но род Сандерсов всегда ценил лишь силу, поэтому с детства они подавляют чувствительность к магии, чтобы та безумная сила, которой они себя накачивают для боя, не выжгло их восприятие. Каэн хотел быть сильным, а в итоге так слаб, что даже не чувствует своего наследника внутри меня. Какая странная ирония.

Я поворачиваюсь и заглядываю в его глаза.

— Мы можем полететь, — говорю я, не отрывая взгляда от его вертикальных зрачков, горящих красным светом.

— Что за варварство? Что за глупое расточительство? — спрашивает шепотом Каэн, чтобы СОФИЯ НЕ СЛЫШАЛА, и в глазах его плещется презрение вперемешку со злостью на меня, — ты хоть понимаешь, чего стоит перевоплотиться в дракона?

Я прекрасно знаю, чего это стоит, но я не смогла удержаться, чтобы не поставить Каэна в неловкое положение. Он унизил меня, парализовал мою волю, предал и едва не осквернил наше брачное ложе. Я должна была ответить хоть чем-то.

— Почему ты шепчешь, Каэн? — спрашиваю я таким же шепотом, — или ты боишься показать слабость перед своей девкой? Старики уже давно забыли это искусство. Они ходят на своих ногах, как простые люди, десятилетиями не перевоплощаясь в полную форму дракона. Они с юности ни разу этого не делали. С каких пор ты стал таким же, как они? С каких пор перевоплотиться в дракона для тебя тяжело? Может быть все дело в том, что ты тратишь слишком много сил на своих трех девок?

Я знаю, что мои слова попадают в благодатную почву. Я практически слышу, как скрипят зубы Каэна. И вижу по его глазам, что он не готов. Моя маленькая месть была бы сладкой, если бы от ярости и боли, которую сейчас испытывает Каэн, мне была хоть какая-то выгода.

Я чувствую, что ярость моего истинного готова вырваться наружу, вижу как белеют костяшки его пальцев, оттого что он с невероятной силой сжимает свои кулаки. Но вдруг, упрямая складка у него на переносице разглаживается и на лице появляется едва заметная улыбка. Он взял себя в руки, переборол свою ярость.

— Если бы ты знала, о чем говоришь, Анна, — говорит он спокойным голосом. Но я знаю, что за этим спокойствием кроется уязвленная гордость. Его взгляд красноречиво свидетельствует о том, что мне еще придется заплатить за свою дерзость.

Он берет меня за плечо и выводит из комнаты. Я бросаю взгляд назад, на Софию. Она сидит на моей кровати, поджав ноги и смотрит нам вслед. На мгновение, мне кажется, что я вижу в ней что-то еще. Что-то кроме простодушной юности и растерянности.

Черные столбы густого дыма, поднимающиеся вверх на сотни метров, видны в предрассветных сумерках. Они кажутся черными бороздами, рассекающими саму ткань неба на полосы.

— Гони быстрее, — подгоняет Каэн кучера.

— Значит это правда, — говорю я дрожащим голосом, — он и правда умирает.

— Главное, чтобы он успел сказать мне, куда полетит умирать и где намерян закопать чешую, — говорит Каэн сосредоточенно.

Гигантские костры, от которых вверх поднимается черный дым, горят так жарко, что приходится отворачиваться. По всему городу оглушительно звенят колокола, перебивая крик и гомон толпы, сквозь которую мчится наша повозка. Я вижу, как помощники кучера бьют зазевавшихся людей, не успевающих уйти с дороги, длинными кнутами. Я знаю, что впереди дорогу нам расчищает гвардия и отворачиваюсь, увидев тех, кто не успел уйти с дороги.

— Зачем это делать, — шепчу я, вытирая слезы платком, — зачем они убивают людей.

— Князь Сандерс едет! — кричит кучер уже охрипшим голосом, — с дороги!

— Ты что не понимаешь до сих пор? — отстраненно говорит Каэн, — в этой карете едет будущее империи, а ты беспокоишься о какой-то черни, попавшей под горячую руку гвардии.

Я закрываю лицо руками, вокруг меня только крики, запах едкого черного дыма и смерть. Истинный, который, я верила, защитит меня от любых страхов, будет мне опорой и надежной стеной, даже не обращает внимания на мои слезы. Ему все равно и на меня и на этих людей. Он думает только о власти, которая сейчас так близка.

— Приехали, — слышу я его голос и одновременно с этим карета останавливается.

Я открываю глаза и сквозь густой дым, покрывающий все вокруг, вижу очертания роскошного замка императора. Верхние шпили теряются где-то в черном дыму, а неба отсюда вовсе не видно.

Глава 24

Стоит открыться двери с моей