Зачем ей это, если драгоценное полотно уже ее по праву? Воровать у самой себя? Бред. Подумаешь, не сильно печалится кончине супруга. Если пьяница, вдруг он ее бил?

Гордей прочистил горло.

– Госпожа Задушевская, а не мог ли ваш покойный супруг продать картину?

На этот раз эмоции вскипели, заставив женщину подпрыгнуть на стуле и отрицательно качнуть головой.

– Абсолютно исключено. Феденька дорожил ею пуще всего на свете. На самом видном месте повесил. Пылинки с нее сдувал. Да и деньги у нас имеются. С чего бы ему ее продавать? Нет-нет, полотно было украдено. Прошу, господин пристав, найдите его. На вас вся надежда. Ежели надобно, я хорошо заплачу.

Гордей заметно посмурнел. Взгляд сделался недобрым. Судя по тому, как вздрогнула вдова, заметила это не я одна.

– Покорнейше благодарю, но ваши деньги мне без надобности. Жалования на жизнь хватает. А делом займемся непременно. Ждите. Нонешним же вечером нанесем визит.

– Искренне прошу простить, господин Ермаков, я не желала вас оскорбить, –заверила его женщина, поднимаясь на ноги. – Это лишь акт отчаяния. Я буду ожидать и вас, и вашу помощницу. Двери моего дома всегда открыты.

– Погодите, – остановила я ее уход. – Прежде чем покинете участок, не будете ли так любезны ответить еще на пару вопросов?

Гордей сцепил ладони в замок и откинулся на спинку, с интересом готовясь внимать. Вдова удивленно приподняла брови и снова плюхнулась на стул.

– Разумеется. Я вся во внимании.

– Скажите, какие отношения у вас вы были с Федором Ивановичем? – я не отрывала взгляда от ее лица, пытаясь уловить хоть какую-то эмоцию. Ничего не вышло. Пришлось усилить напор. – Со дня его смерти прошло не так много времени, чтобы горе окончательно улеглось. А вы, по виду, не слишком… опечалены преждевременным уходом супруга.

Вместо того чтобы – как я ожидала – возмутиться бестактному замечанию, женщина резко сдулась. Грустный взгляд устремился в пол. Снова заняв место на стуле, она пригубила успевший остынуть чай. Вздохнула.

– Феденька был старше меня на десять лет. Ухаживал красиво. В цветах купал, подарки через день, прогулки под луной. Однажды, даже, обидчику моему, что едва на лошади меня не снес, лицо набил. Наверное, это меня и покорило. Сильный, богатый, мечтатель, каких поискать… Как не полюбить в такого? Я и полюбила. Свадьбу сыграли. Жили, казалось, душа в душу. Детей, правда, бог так и не дал. А потом… Он с людьми нехорошими связался. По ночам пропадать начал. Пить. В карты играть. Дело не в деньгах, вы не подумайте. Феденька не проигрывался в пух и прах, больших расходов мы не имели. Порой задумываюсь, что так было бы даже лучше, нежели терпеть… других женщин. Признаюсь вам честно, я долго страдала. Винила и себя, и его. Доходило до грандиозных скандалов, с битьем посуды. А потом все как-то… успокоилось. Чувства остыли, ушли безвозвратно. Мы жили в одном доме, принимали гостей, посещали приемы. Но, по сути, были чужими друг другу. Его кончина, несомненно, меня печалит. Но не как кончина родного, близкого человека, а как милого и доброго… соседского пса. Феденька сам довел себя до могилы. Сердце у него давно шалило, а он все пил, никак не мог прекратить…

– Как это случилось? – прервала я возникшую паузу.

– К сожалению, не могу знать подробностей. Я гостила у папеньки с маменькой, а когда вернулась, застала ужасную картину: Феденька лежал в постели без признаков жизни. Сердце не выдержало, доктор сообщил. Злые языки говаривают, что это я мужа сгубила. Не удержала, не приглядела, позволила ступить на шаткую дорожку. Я молчу, пропускаю мимо ушей. Но вам скажу, как на духу, моей вины в том нет. Приятели то его сгубили. Ироды проклятые. Чтобы им жизнь медом не казалось, – она подняла на меня покрасневшие от сдерживаемых слез глаза. Морщины проступили. Лицо сделалось на десять лет старее. – Ежели это все ваши вопросы, то я пойду. Надобно еще посетить музей господина Кокошникова.

– Вы не сообщили ему о пропаже? – удивился Гордей.

– Не успела, сразу кинулась к вам.

Проводив Наталью Васильевну до входных дверей, мы с приставом оглядели приемную. Невесты покойного репортера, Настасьи Филипповны, до сих пор не наблюдалось. А время, что было ей назначено, между тем, вышло давно.

Зато оба призрака болтались без дела. Осипов руки на груди сложил. Хвалёнов с любопытством поглядывал из-за спины Стрыкова на его стол.

– Гордей Назарович, а вы, случаем, адрес барышни Олейниковой не записали? – осторожно поинтересовалась я, косясь в окно.

Записал, я видела. Но так с наскока проситься в напарники, еще откажет. Я лучше окольным путем.

– Случаем, записал, – задумчиво ответил пристав. – Как чуял, что пригодится.

***

[1] Пулены – мягкие кожаные башмаки без каблуков, с длинными, заострёнными носами.

Глава 7, Где трое – уже банкет

Затылок овевало терпкое дыхание надвигающегося несчастья. Сначала полицейский экипаж, пересекая труднопроходимый участок – мост над Люблей – едва не слетел вниз. Лошади ехать отказывались, тащились как черепахи. Затем мы плутали вдоль Брюховской, в поисках доходного дома, где проживала госпожа Олейникова. А когда нашли это ничем не примечательное здание, с отсутствующим номером, потратили еще некоторое время на то, чтобы добудиться спящего мертвецким сном сторожа.

По лестнице, за приставом, я поднималась порядком уставшая и донельзя напряженная. Назойливые призраки преследовали, не отрываясь. Мерцали перед глазами, выли, привлекали к себе мое внимание, чем действовали на нервы. Хотелось отмахнуться, зашипеть, чтобы проваливали. Нигде от них не скрыться. Надоели хуже горькой редьки.

Останавливало лишь наличие свидетелей – пристава и сморщенного старика с выдающимися бакенбардами. Он служил управляющим. Встретил нас ворчанием. Но узнав кто перед ним и по какому делу, сделался вдруг милым. Видимо, с полицией ссориться не хотел. Провожать тоже не вызвался, но тут причина ясна. Идти на третий этаж, ступени крутые, а от него валил неслабый перегар.

Встав напротив двери с номером тридцать четыре, мы постучали. Я как-то даже не удивилась, когда никто не открыл.

– Думаете, ее нет дома? – с сомнением в голосе уточнила у Ермакова.

Он пожал плечами.

– Даже ежели так, проверить, все одно, обязан.

И заново канитель. Спуск, требование выдать ключи, нытье старика, мол не положено. К тому моменту, как мы с Гордеем вернулись обратно, оба были выжаты как лимоны. Одно радовало, оба призрачных мужчины предпочли рассеяться, оставив нас наедине.

– Наталья Васильевна? – громко позвал молодую барышню пристав, первым заходя в небольшой коридорчик. Тяжелый шаг юфтевых сапог заставляли половицы