— Из Миши слова не вытянешь? Всегда был — душа компании, кладезь анекдотов и баек. Хотя, как похоронил жену, правда, затих. Обязательно позвоню ему завтра.

— А как жену его звали?

— Лариса, а что?

— Он при мне помянул некую Люду. В довольно интересном контексте. И сразу замолчал. А меня теперь любопытство разбирает.

— Люду? Не помню такую, а может, не знаю. Их у него было, как у Казановы. Любимый поздравительный тост: "Дай тебе бог неревнивую жену и кучу поклонниц: красавиц, умниц и затейниц". Как сам жил, так и другим желал. А что за контекст? — профессор прищурился. — Неужто Мишель показал тебе краешек своей коллекции пикантных фото? Широко известной в узких кругах. Показал, потом жестоко и коварно спрятал? — Геннадий Николаевич развеселился. Тряхнул львиной гривой, сверкнул желтоватыми, но ещё крепкими зубами в широкой улыбке.

— Пока даже краешка не показывал, только портреты. А он снимает эротику? — Ромига заинтересованно округлил глаза. Человские прелестницы, в большинстве, нава не вдохновляли. Однако поглядеть, как преломилось на "клубничке" фотографическое мастерство Семёныча... Совсем не то, что хотел узнать, но тоже любопытно.

— Не знаю, как сейчас. Снимал всякое. Одна серия, помню, называлась "подражание Саудеку". Но даже в ней гораздо больше от Миши и его женщин, чем от того чеха. На мой дилетантский взгляд.

— Саудек. Обнажёнка. Это ж ещё несколько лет назад была подсудная статья. Он не боялся?

— Мишель — рисковый человек. Везучий, притом. С его биографией давным-давно мог остаться без головы. Или без чего-нибудь другого. Хе-хе.

— На вид тихий дедушка.

— Внешность — обманчивая штука. Например, ваш имидж, Роман, намекает на идеальную пунктуальность и собранность. А когда вы обещали мне полный текст диссертации?

— Я обещал, что мы успеем к сроку предзащиты. И мы успеем, — Ромига не стал возвращать беседу к теме Семёныча, Люды, фотографии. — Если сейчас договоримся, как править вторую главу, я в понедельник принесу окончательный вариант всего "кирпича".

— Окончательным он станет после моего просмотра, вашей правки и ещё одного моего просмотра. Как минимум.

— Хорошо. Я на это и рассчитываю.

Они с профессором ещё немного поспорили об атрибутировании и датировке находок этого сезона: своих и чужих, после чего вернулись в кабинет. Заваренный чай всё равно закончился. А правильное чайное настроение сегодня обходило кухню Старостиных стороной, разговор получился нервный и напряжённый. Но Ромига остался доволен. А почему чел дёргается, нав знал: не из-за диссертации, отнюдь...

Ромига перелистал ещё раз исчирканную распечатку, нахмурил брови:

— Я тут подумал над вашим основным замечанием. Строго говоря, оно абсолютно справедливо. И в то же время, абсолютно всеобще. Любое разумное существо знает неизмеримо больше, чем рассказывает. Кому бы то ни было, в любой форме. Я, как и вы, не исключение. К тому же, естественно, ставил задачу: уложиться в объём. Но мне очень интересно, что в моём тексте наводит на мысли об иллюзионистах и шулерах? О якобы нечестной игре? И насколько это ваше впечатление, возникшее, как гром с ясного неба, после долгой совместной работы, могут разделить оппоненты, рецензенты, учёный совет?

Геннадий Николаевич потёр лоб и переносицу. Украдкой глянул на часы, обе стрелки которых приближалась к цифре "одиннадцать", потом на телефонный аппарат на столе.

— Вы правы, Роман, насчёт универсальности моего замечания. Хоть возражение попахивает демагогией, не могу не признать его истинность. А что навело меня на такие мысли? Возможно, дело именно в долгой совместной работе. Мне кажется, чем больше я наблюдаю вас, тем меньше знаю. Обычно у людей бывает наоборот. Да, я в курсе, что рекомендуют делать, когда кажется.

Чел ждал комментариев, но Ромига лишь пожал плечами:

— А по тексту? Конкретнее? Будем сейчас обсуждать и править?

Профессор бросил ещё один взгляд на часы. Тяжело вздохнул и принял решение, которое давно напрашивалось.

— Нет. Доделывайте пока остальные главы. Этот черновик оставьте мне. Посмотрю ещё раз, на свежую голову. А впрочем, не надо, забирайте. Возможно, полный текст раскроет интригу и разъяснят все мои недоумения. Или внесём поправки позже.

— Можно пару вопросов по пометкам?

Ещё один вздох, короткий утвердительный кивок. Две головы, черноволосая и седая, склонились над бумагой.

Часы показывали четверть двенадцатого, когда заверещал телефон. Профессор схватил трубку, как можно среагировать лишь на очень долгожданный звук. В кабинете было тихо, динамик сильный, потому Ромига отчётливо слышал не только голос Ириски на том конце провода, но даже фон: быструю танцевальную музыку, галдёж, пьяный смех.

— Пап, я еду домой. Через двадцать минут буду на нашем метро. Встретишь?

— Проводить некому? — львиный рык, за которым искушённое ухо Ромиги уловило беспокойство и нежность.

А как восприняла отцовскую интонацию Ириска, большой вопрос. Явно стушевалась:

— Ну... Мы тут до метро идём большой компанией, но ребятам в другую сторону. Встреть, а? Пожалуйста! Но если ты устал, я сама добегу.

— Перевелись нынче кавалеры. Встречу, конечно, куда я денусь. Сейчас выхожу, — тон рыка снизился до раскатистого утробного ворчания.

— Мы тоже выходим. Пока! — короткие гудки.

— Вот беда с ней! — буркнул профессор себе под нос, и тут же переключился на аспиранта. — Всё, Ром, заканчиваем на сегодня. Пройдёмся вместе до метро. Встречу гулёну, заодно проветрю голову на ночь глядя.

— Да собственно, у меня и вопросов больше нет, — Ромига аккуратно, неторопливо сложил бумаги в папку, папку в кейс. — Единственный вопрос, не по диссертации. Где вы, Геннадий Николаевич увидели беду? Маленьким девочкам свойственно вырастать в девушек, потом в женщин. Естественный процесс. Можно даже сказать, радостный.

Чел вскинулся, как от насмешки, сверкнул недобрым янтарным оком. Однако нав был предельно серьёзен и спокоен:

— Всё в порядке, Геннадий Николаевич. Сейчас мы пойдём и её встретим.

— Да. Только всё как-то не так. Жаль, что ты...

— Что я?

— Нет, ничего, — нахмуренные брови и горькая складка губ сделали жёсткое, всегда моложавое лицо археолога почти дряхлым.

Ромига знал, что. Уже несколько лет профессор с женой приглядывались к Роману Чернову, как к потенциальному зятю. Были достаточно деликатны, чтобы не заводить разговоров, даже окольных. Но сейчас, на нервах, Геннадий Николаевич был готов