– Хван, по-моему, монастыри в Китае слишком уж часто горят.

– Ты прав, это случается у нас гораздо чаще, чем в России. Но в Западном Китае столкновения между буддистами и теми, кто исповедует ислам, – неизбежны. А пожар – самое быстрое решение многих проблем. Так вот, Вану посчастливилось выбраться живым из пламени, почти как тебе, и он с большим трудом добрался до нашего монастыря. Его у нас обогрели, подлечили и приняли. Он, как и я, был слишком одинок. Наверное, поэтому мы и подружились. Он заботился обо мне, как о младшем брате, а я в свою очередь любил его, как отца. Он принес с собой котомку, в которой хранил реликвии: деревянную фигурку Будды, вырезанную из дерева довольно грубо и неискусно, несколько листов рукописи, такой старой и истершейся, что ее страшно было брать в руки, чтобы не повредить.

Но Ван ими невероятно гордился и берег, как будто это были сокровища. Мне очень хотелось узнать, почему он так ими дорожит, и я приставал к нему всякий раз с расспросами. Но мой названный брат только отмахивался от меня. И вот однажды он сильно простудился, да так захворал, что, казалось, конец его был неминуем.

Я сидел день и ночь подле него: поил с ложки целебными отварами, растирал грудь и спину жиром сурка, перемешанным с кровью змеи, читал молитвы. Вану не становилось лучше. Как-то под вечер он вдруг открыл глаза и заговорил. Он просил меня в случае его смерти обязательно сохранить рукопись. Сказал, что это ценные, редчайшие отрывки «Дхармапады», написанной на кхароштхи. Кхароштхи – полуслоговая, полуалфавитная письменность, на котором писал свои указы знаменитый правитель Индии Ашока. Этой рукописи было несколько сот лет. Ван спас ее из огня, забрав из рук умирающего монаха, обещав сохранить ее любой ценой.

Деревянный Будда такой ценности не имел. Просто его сделал отец Вана, и неказистая деревянная фигурка была единственной памятью о нем. Я поклялся Вану сохранить все, что у него есть ценного. Тогда он спокойно уснул, а я в свою очередь задумался над тем, что же мне делать с таким бесценным сокровищем, как «Дхармапада». Сохранить-то я сохраню, а для чего? Конечно, лучше будет, если я передам ее старшему монаху, но раз Ван не сделал этого, значит, она не предназначена для этого. Ван хранил все в тайне, и мне придется сохранить. Так, в тяжелых раздумьях, я уснул, а когда проснулся, то первое, что увидел, – улыбающееся лицо Вана. Он поправился. С тех пор у него от меня уже не было никаких секретов, и тогда он поведал мне историю терракотового списка.

Тут Хван хитро посмотрел на Ремизова и предложил продолжить разговор в другой раз.

– Ты сидишь у меня уже третий час. Твои друзья давно пришли, и теряются в догадках, где же ты? Может быть, перенесем наш разговор на завтра?

– Хван, я не усну, пока не узнаю тайну списка. Если ты занят чем-то, я подожду, или зайду к тебе попозже.

– Ну что же, если ты готов слушать, я расскажу, но сначала давай перекусим. Сейчас попрошу Тыхе накрыть нам стол.

Хван вышел из комнаты и отсутствовал довольно долго. Потом он пришел вместе с Тыхе, принесшей на подносе блюдо с ароматным дымящимся мясом, лепешки, кувшинчик с узким горлышком и две чарки из темного нефрита. Девушка расставила все это на столе и тут же ушла.

– Красивая у тебя дочь, Хван, – решил сделать комплемент хозяину Ремизов.

– Красивая, да только детей у меня нет. Как, впрочем, и жены.

Павел Петрович даже подавился от этой новости.

– А кто же эти женщины, которых у тебя в доме так много? Неужели твои наложницы?

– Что ты такое говоришь! Я похож на старого развратника?

– Ни в коем случае… Тогда почему они живут у тебя?

– Им больше негде жить, это сироты. Тыхе я подобрал на улице. Она была завернута в тряпицу и брошена возле трактира на базаре. Я бы прошел и не заметил, если бы она не стала плакать. Ей было не больше двух месяцев… Я ее не смог отдать в приют, очень стало жалко. Сам выходил, решил и воспитать сам. Потом и других девочек нашел также. А женщина, которую ты принял за мою жену, – Иннян, как раз была женой Вана. А когда он погиб, она сильно переживала, заболела даже. Я ей помог, а потом она стала помогать мне с моими сиротками. Так мы все вместе и живем.

– Вот это да! – Ремизов был удивлен. – Ты человек широкой души, Хван. А поначалу мне казалось, что ты скорее… как бы выразиться поизящнее? Ты больше похож на преступника, чем на святошу. В любом случае, Хван, ты просто человек-загадка.

– Загадок в Китае также много, как и людей. Ты увлекся разговором. Ешь, друг мой, и налей себе из кувшина.

Долго просить его не пришлось. Он, с большим удовольствием вдыхая запах жареной баранины, налил себе и Хвану ароматной китайской водки байцзю и выпил вместе с хозяином. Тушенная в овощах баранина с большим количеством острых специй и приправ приятно пощипывала язык.

– Самое время продолжить твой рассказ. Мне не терпится узнать твою версию истории терракотового списка, о которой тебе поведал твой названный брат Ван, – сказал Ремизов, заметив, что в обществе Хвана чувствует себя много комфортнее, чем в присутствии Кацебо.

– Не хочу тебя разочаровывать, Павел Петрович, но русскому человеку многое будет непонятно в ней.

– История –