Британское адмиралтейство действительно хотело, чтобы PQ-17 прошел как можно дальше от мыса Нордкап. Приблизительно тремя часами ранее из Уайтхолла передали адмиралу Гамильтону неожиданные результаты самой последней воздушной разведки ледяной кромки на севере. Собирались как раз катапультировать с целью проведения ледовой разведки самолет «Уолрас» с «Лондона», когда поступило это сообщение – в 17.45. Ледовая разведка в полдень предыдущего дня показала, что проход между островом Медвежий и паковым льдом составлял на тот момент 90 миль. Лед откалывался и таял, на пути следования конвоя видно было только скопление плавающего льда, вполне проходимое, попадались отдельные айсберги до 30 футов высотой. До сих пор у Гамильтона не было никаких оснований полагать, что проход может составлять в ширину более 40 миль, как показывала разведка неделей раньше. Гамильтон сказал потом, что теперь будущее вселяет «гораздо больше надежды». Он отменил задание «Уолрасу» и вместо этого послал самолет к «Кеппелу», флагману эскорта конвоя, с предложением Бруму взять на 70 миль севернее острова Медвежий, а затем держаться у границы 400-мильного радиуса действий немецкой авиации с базы Банак в Норвегии.

В 19 часов, когда самолет приблизился, «Кеппел» заправлялся с «Олдерсдейла»; это был второй круг дозаправки для измученных жаждой эсминцев. Капитан 2-го ранга Брум следил за миганием сигнального прожектора с самолета, передававшего новые инструкции для него, а также информацию о том, что Гамильтон намеревается оставаться в 30 милях к северу и, наконец, что американский эсминец «Роуэн» должен возвратиться к эскадре крейсеров. В 20 часов Брум изменил курс конвоя на северо-восток (53°).

У адмиралтейства в это же время возникла та же идея, что и у Гамильтона, и в 7.08 оттуда на «Кеппел» поступил приказ двигаться по крайней мере на 50 миль к северу от острова Медвежий. Но когда старший офицер конвоя в 9.30 передал в адмиралтейство измененный курс конвоя, он решил подправить его восточнее, чем считали целесообразным и Гамильтон, и адмиралтейство ввиду опасности вражеского воздушного нападения. Можно было поспорить насчет того, что с точки зрения нападения разница была весьма невелика: идти ли конвою на его 8 узлах в 300–500 милях от аэродромов противника. Брум был склонен идти восточнее при благоприятной низкой видимости и не тратить впустую время на огибание границ радиуса действия немецких бомбардировщиков. Не он ли неделю назад получил приказ адмиралтейства, где было четко прописано, что конвой должен продолжать «двигаться восточным курсом, даже если ему будет наноситься урон»? Тови впоследствии поддержал его.

Приблизительно в 21 час из Уайтхолла пришло радиосообщение о том, что «Тирпиц», «Адмирал Хиппер» и четыре эсминца определенно покинули Тронхейм, но часов через пять после этого адмиралтейство дополнительно сообщило, что, хотя эти корабли идут на север, непосредственной угрозы нет. Поскольку туманная погода в Баренцевом море благоприятствовала проходу конвоя, адмиралтейство пока не предпринимало никаких дальнейших мер, ожидая дальнейшего развития событий. На грузовых судах и военных кораблях элементы нервозности стали вытеснять показной оптимизм предыдущих ночей – теперь, когда они входили в вероятную зону сражения. Многие моряки избегали спать на своих штатных местах, опасаясь ночной торпедной атаки. Коки и другие, кто обычно проводил основную часть суток в подпалубных помещениях, подыскивали себе места для сна как можно выше ватерлинии. В 4.30 Гамильтон сигнализировал на свои корабли, чтобы они придерживались теперешнего курса примерно до 6 часов, когда они развернутся и пойдут к югу, пока не достигнут конвоя, а затем займут позицию на южном фланге конвоя – близком к Норвегии.

Все немецкие корабли были теперь в Вест-фьорде и Алта-фьорде, за исключением поврежденных – «Лютцова» и трех эсминцев, которые выпали из операции. Корабли ждали только кодового слова из Киля, чтобы двинуться дальше и атаковать конвой; но Киль не мог действовать без разрешения из штаба ВМФ в Берлине, а штаб был связан по рукам и ногам приказом фюрера, что до нападения на конвой должны быть обнаружены и обезврежены авианосцы союзников.

К вечеру 3 июля германский штаб ВМФ стоял перед важнейшим решением, так как один такой военный корабль союзников был обнаружен, но снова потерян. В 1.50 разведывательный самолет обнаружил и в течение трех часов следил за мощной военно-морской группировкой противника, включавшей авианосец, примерно в 300 милях к юго-западу от конвоя. На самом деле самолет заметил эскадру адмирала Тови, когда она двигалась к своей позиции охранения южнее пути следования конвоя[41]. Но тут возникает некоторая загадка: час спустя второй самолет сообщает, что увидел подобное соединение в сотне миль к юго-востоку от первого; похоже, это второе также включало в себя авианосец, а также два линкора. В действительности этого второго соединения не существовало: ни Тови, ни Гамильтон (который держал свое присутствие в секрете, находясь в сотнях миль севернее) не сообщали ни о каком разведывательном самолете в это время. Очевидным воздействием этого ложного обнаружения на планирование немцами своей операции было «размещение» где-то в арктических водах второго авианосца, который следовало найти и нейтрализовать, прежде чем к конвою двинется германский флот. В принятие германского решения был внесен элемент неуверенности.

Немцы быстро почувствовали какую-то ошибку: штаб ВВС проявил проницательность, выдвинув предположение о том, что речь идет об одном и том же соединении, координаты которого неточно установил первый или второй самолет. В таком случае мощь соединения могла составлять один авианосец, два линейных корабля, три крейсера и пять эсминцев. Несмотря на то что командование группировки ВВС Лофотенских островов стало защищать своих летчиков и их профессионализм в области воздушной разведки и аэронавигации, адмирал Шмундт разделил точку зрения, что сосредоточение в такой близости двух крупных военно-морских соединений кажется маловероятным. Военно-морская группа «Север» в Киле также склонялась к этому, но предупреждала, что присутствия двух мощных соединений нельзя полностью исключить. Позиция отрицания не объясняла, например, куда делись другие тяжелые корабли – один линкор и три крейсера, – которые определенно были идентифицированы в составе крупного соединения в водах близ Исландии двумя днями раньше[42]. Неуверенность и колебание преобладали в Германии даже при том, что в ВМФ на всех уровнях – от командующего флотом Шнивинда до Карльса и Редера – считали, что такие удаленные силы противника не могли всерьез поставить операцию под угрозу, тем более что германский флот мог в случае необходимости прервать атаку по первому сигналу. Германский штаб ВМФ был убежден, что передвижение двух германских боевых соединений еще не