ей что угодно, кроме правды, но внезапно правда перестает иметь для них обоих такое уж большое значение. Да, скоро все вернется на свои места, но это будет потом.

Она отставляет свой чай и, продолжая держать его за руку, встает на ноги и идет к юноше. Не говоря ни слова, он отодвигает свой стул и мягко тянет ее за руку. Она позволяет усадить себя к нему на колени. Ее руки обвиваются вокруг его шеи, а он обнимает ее за талию, крепко прижимая к себе.

Она не знает, кто из них начинает поцелуй, но, откровенно говоря, это не имеет никакого значения. Он целует ее, и она целует его, и когда его язык обводит линию ее губ, она открывается ему, углубляя поцелуй. Но этого ей мало. Даже когда пальцы Дафны запутываются в его длинных темных волосах, даже когда он издает низкий стон, который она ощущает в собственном горле, этого все еще мало.

Дафна прижимается к нему еще сильнее и чувствует, как его пальцы сминают юбку ее платья.

Вдруг раздается стук в дверь. Он рассеивает туман в сознании Дафны, и она заставляет себя отстраниться. Она чувствует себя так, словно только что вернулась с часовой прогулки верхом. Байр, похоже, тоже запыхался, а его серебристые глаза – темнее, чем обычно, – пристально смотрят на нее.

Не говоря ни слова, она протягивает руку, чтобы пригладить его волосы, растрепавшиеся под ее пальцами, и он наклоняется навстречу ее прикосновению.

Снова раздается стук, и Дафна опускает руку, заставляя себя встать с его колен и вернуться на свое место. Байр неохотно отпускает ее из объятий.

– Войдите, – зовет Дафна, в равной степени удивленная и довольная тем, каким спокойным был ее голос.

Дверь открывается, и один из стражников просовывает внутрь голову. Обыскав глазами комнату, он останавливает взгляд на Дафне и Байре.

– Прошу прощения, что прерываю, Ваши Высочества, но лорд Панлингтон послал гонца за принцем Байром.

Байр отпускает проклятие и поднимается на ноги.

– Я должен был встретиться с ним, чтобы прокатиться в город, – говорит он. – Прости, Дафна, но я должен идти.

Лорд Панлингтон – отец Клионы и глава фривийских повстанцев – ближайший друг и злейший враг короля Варфоломея. Его имя возвращает Дафну в реальность – она вспоминает о том, кому Байр на самом деле предан. В конце концов, собственному отцу он предпочел лорда Панлингтона и мятеж. У нее нет иллюзий, что когда-нибудь он примет ее сторону. Но она напоминает себе, что это к лучшему.

– Все в порядке, – говорит Дафна, заставляя себя улыбнуться. – Я все равно должна написать письмо матери.

Она смотрит, как меняется его взгляд, чувствует, как между ними снова разверзается широкая пропасть.

– Тогда с твоего позволения я пойду, – говорит он, отвешивая чопорный поклон. Не сказав больше ни слова, он выходит, плотно закрыв за собой дверь.

Виоли

Когда первые лучи солнца освещают горные пики, Виоли и Леопольд покидают гостиницу «Этельдейс Инн». Уже к полудню Виоли начинает не хватать Эмброуза – хотя бы по той причине, что он мог с легкостью заполнить то молчание, что нависает над Виоли и Леопольдом, когда они одни.

Сначала она думала, что всему виной разница в положении: она была служанкой, а он – королем, хоть и в изгнании. Едва ли он когда-нибудь разговаривал со слугами больше необходимого. Но в гостинице ему и самому пришлось прислуживать, и хотя хозяйка была ниже его по статусу, в общении с ней у него не было никаких проблем.

Значит, проблема была в самой Виоли, и, скорее всего, она гораздо глубже.

– Давно ты не видел своего двоюродного брата? – спрашивает она его, когда солнце стоит высоко над головой и тишина начинает казаться невыносимой. Если они не будут много времени тратить на отдых, то к сумеркам доберутся до гавани.

Леопольд какое-то время молчит, и она думает, что, должно быть, он так ничего и не скажет. Но в конце концов юноша, глубоко вздохнув, отвечает:

– Около десяти лет, – говорит он.

– Это очень долго, – говорит Виоли, бросая на него косой взгляд, но выражение лица Леопольда не выдает его мыслей.

– Да, – говорит он, и их снова окутывает тишина.

Виоли уже почти совсем сдалась, как вдруг он сам с ней заговаривает:

– Что случилось с твоим носом?

Рука Виоли взлетает вверх, и она аккуратно дотрагивается до носа. Он еще болит, но уже не так сильно, как вчера или даже сегодня утром. Утром Леопольд не затрагивал эту тему, и она решила, что в типичной мужской манере он даже не заметил изменений. Точно так же, как он не заметил, что уже на следующий день после того, как он оказался в пещере, ее глаза из голубых превратились в серебристые – тронутые звездами.

– Принцесса Беатрис исцелила его звездной пылью, – говорит она. – Тогда же, когда передала мне астры.

По крайней мере, про астры он знает, хоть сам и не спрашивал. Прежде чем они покинули гостиницу, Виоли объяснила ему, что они отправятся в гавань и купят билеты до Фрива.

– Как великодушно с ее стороны, учитывая, что это она его и сломала, – говорит он, и Виоли кажется, что она слышит в его голосе веселые нотки.

– Я не держу на нее зла, – отвечает Виоли, пожимая плечами. Это правда, но, конечно, она уклонилась бы, если бы предугадала действия Беатрис и знала бы, какой крепкий у нее кулак. – И не говори мне, что не хотел сделать то же самое, когда я рассказала тебе о том, что работала на императрицу.

Леопольд смотрит на нее, округлив глаза.

– Я бы никогда не ударил леди, – говорит он в ужасе.

– К счастью для тебя, я не леди, – отмечает она. – Правда в том, что я виновата в смерти Софронии. Я это понимаю, ты это понимаешь, а теперь и принцесса Беатрис это понимает. Уверена, что, когда мы встретимся с принцессой Дафной, она тоже пустит в ход кулаки.

Леопольд снова замолкает, и Виоли думает, что на этом разговор закончился. Она сосредотачивается на дороге. Если прищурится, то сможет разглядеть на горизонте реку Илливан – голубую ленту, прорезающую серые горы.

– Нет, не понимаю, – говорит Леопольд так тихо, что она почти его не слышит. Озадаченная, она искоса смотрит на него. Он прочищает горло: – Я не думаю, что это твоя вина. По крайней мере, твоей вины в этом не больше, чем моей. Если бы я не был таким ужасным королем,