Она перебирает в памяти все, что знает об этой женщине. Евгения – младшая сестра короля Чезаре, родилась принцессой в Селларии и вышла замуж за темаринского короля Карлайла в возрасте четырнадцати лет. Этот союз положил конец долгой войне между двумя странами и на какое-то время обеспечил мир. Судя по всему, брак не был консумирован, пока ей не исполнилось шестнадцать, а королю Карлайлу – восемнадцать, и даже после этого они с королем никогда не были особенно близки, хоть он и относился к ней с толикой уважения. Однако толика уважения – это уже гораздо больше, чем готова была предложить ей большая часть темаринского двора.

Но Евгения пережила это, и когда король Карлайл умер, оставив пятнадцатилетнего принца Леопольда своим преемником, Евгения правила вместо него. Дафна вспомнила, что императрица называла Евгению самым могущественным человеком в Темарине.

Софрония должна была заменить ее в этой роли, сделать так, чтобы Леопольд перешел под ее влияние.

Окидывая взглядом королеву Евгению, Дафна задается вопросом, как так получилось, что Софрония мертва, а Евгения здесь, жива и невредима? Ну, почти невредима – на левом виске женщины расплылся большой синяк.

У Дафны столько вопросов, но она пока не может их задать. Вместо этого она натягивает на лицо улыбку и подходит к королеве Евгении, протягивая руки, чтобы взять женщину за пальцы и сжать ее ладони в своих.

– Ваше Величество, – говорит Дафна, присаживаясь в реверансе. – Это такое облегчение – видеть, что вы благополучно выбрались из Темарина. Весть о восстании достигла Фрива, и мы все были ужасно обеспокоены.

– Принцесса Дафна, – говорит королева Евгения, пока ее глаза изучают лицо девушки. – Вы – точная копия вашей дорогой сестры, да благословят звезды ее душу.

Это ложь. Единственное заметное сходство между Дафной и Софронией – это их серебристые глаза. Волосы Дафны черные, а у Софронии они были светлыми; черты лица Дафны – резкие, у Софронии – мягкие; фигура у Дафны прямая, как палка, в то время как Софрония была обладательницей пышных форм. Любой, кто их не знал, мог бы решить, что они вообще не связаны родством.

– Спасибо, – говорит Дафна, опуская глаза и делая вид, что сдерживает слезы. – А это, должно быть, мои новые юные братья, – говорит она, глядя на двух мальчиков, стоящих по бокам от королевы. Одному около четырнадцати, другому – примерно двенадцать. Гидеон и Рид. Они оба смотрят на нее широко раскрытыми глазами, но не говорят ни слова. Дафна делает мысленную пометку найти их позже и поговорить наедине – дети, как она знает, служат главными источниками информации, потому что часто не имеют ни малейшего представления о том, что они должны хранить в секрете.

Стоящий позади нее король Варфоломей прочищает горло.

– Королева Евгения ищет убежища здесь, во Фриве, – говорит он. – Она считает, что, если вернется в Темарин, ее тоже казнят.

Так же, как и Софронию, думает Дафна. Она ценит, что король Варфоломей не говорит этого вслух.

– О, – говорит Дафна, хмуря брови и поглядывая на Варфоломея. – У меня сложилось впечатление, что Темарин сейчас под властью моей матери. Разве это не так? Она написала мне, что передаст трон Леопольду, как только он будет найден. Вы знаете, где он?

Вот оно – ноздри Евгении слегка сужаются, и Дафна понимает, что она что-то скрывает.

– Боюсь, он мертв, – говорит Евгения, крепко прижимая к себе своих младших сыновей. – Я писала вашей матери. Ее армия захватила главных мятежников, но она считает, что нам еще небезопасно возвращаться. Императрица предложила нам приехать во Фрив, пока все не успокоится.

– Неужели? – спрашивает Дафна, изо всех сил пытаясь скрыть свое замешательство – почему мать не написала ей об этом?

– На самом деле у меня даже осталось ее письмо, – говорит королева Евгения, доставая из кармана своего платья свернутый лист и передавая его Дафне, которая разворачивает бумагу и бегло просматривает слова. В письме всего несколько коротких строк, выведенных рукой ее матери – она узнала бы этот почерк где угодно, – но оно вызывает больше вопросов, чем ответов.

Дорогая Евгения,

мы должны действовать осторожно – разыщите мою голубку Дафну во Фриве. Я верю, что она даст вам приют столько, сколько вы будете в нем нуждаться. Дайте мне знать, если услышите что-нибудь от короля Леопольда – он должен вернуться на трон, а до тех пор я за всем прослежу.

Ваша подруга,

императрица Маргаро

Даже если бы Дафна не узнала почерк своей матери, то поняла бы, что письмо подлинное. Мать называла Дафну, Беатрис и Софронию своими голубками только наедине. Но в письме, которое она получила, ни слова о том, как она поступит с Евгенией. Она обдумывает это, передавая письмо обратно в руки женщине.

– Дафна, – говорит король Варфоломей низким ровным голосом. – На пару слов, если можно.

Дафна кивает и, отвернувшись от королевы Евгении, следует за королем Варфоломеем в тихий уголок библиотеки, вне пределов слышимости королевы и принцев. Байр следует за ними, и морщина на его лбу пролегает глубже, чем обычно.

– Дафна, – снова говорит король Варфоломей. – Фрив издревле воздерживается от конфликтов с другими странами, и на то есть веские основания.

– Да, конечно, – быстро говорит Дафна, пока наводит порядок в своих мыслях. Возможно, она не знает, как поступать с Евгенией, но, очевидно, мать хочет, чтобы та осталась здесь. А это значит, что ей нужно убедить короля Варфоломея дать на это разрешение.

Она быстро продумывает свою тактику. У Варфоломея нет причин помогать Евгении, ведь это не принесет пользы ни Фриву, ни ему самому и, скорее всего, лишь вызовет всеобщее недовольство, а в текущей ситуации Варфоломей не может позволить себе потерять еще больше союзников. Евгении и самой нечего ему предложить. Но король Варфоломей – хороший человек, и этой слабостью Дафна уже пользовалась ранее, причем весьма успешно.

Поэтому Дафна прикусывает нижнюю губу и бросает взгляд через плечо на королеву Евгению и ее сыновей.

– Простите, Ваше Величество, я знаю, что прошу многого, но я… я не могу не думать, что моя сестра наблюдает за мной со звезд и что она хотела бы, чтобы я помогла уберечь Евгению от той же участи, что постигла ее, и…

Она замолкает, сглатывает и снова переводит взгляд на встревоженного короля Варфоломея.

– И вы слышали – ее собственный сын, скорее всего, мертв.