воплотившегося в фашизме. И ему казалось, что в горниле войны сгорят все те пороки, которые были присущи сталинско-ежовской системе. Мне вспоминается один очень откровенный разговор, который мы вели с ним весной 1943 года в Ульяновске.

«Быть может, мы не понимаем Сталина, — говорил он. — Он, прежде всего, военный человек и вся его политика неразрывно связана с предвидением войны. Победой в войне эта политика исчерпает себя».

Я выразил несогласие. Победа в войне вскружит голову и Сталину и тем, кто стоит за ним, — и они увидят в этой победе оправдание своих методов. После победы над фашизмом, — говорил я, — предстоит упорная война у нас на родине — против самодурства и произвола, и единоличной власти. «Может быть, может быть, — сказал он задумчиво, — это уже вы боритесь — а я устал, с меня довольно». И он замолк надолго, смотря куда-то вдаль… Мы стояли с ним на Венце — на самом возвышенном месте Ульяновска, чудесная, широкая-широкая Волга расстилалась перед нами. Вдали догорал закат, легкий ветерок трепал его курчавые волосы (он был без шляпы). «Видите, какой закат и какая красота, а вы говорите — бороться», — сказал он наконец.

«А фашизм?» — «Да, победить фашизм — это большая задача и хватит на одно поколение. Поймите, крови у людей мало и ее надо жалеть!»

Я закусил удила — природная вспыльчивость взяла верх над иерархической субординацией. «Антонин Грановский говорил бы не так!» — брякнул я вдруг запальчиво. «Антонин… так ведь он всю жизнь мучился с печенью, умер от рака желчного пузыря. Вы тоже будете в старости болеть печенью, предсказываю вам это, мой милый братец».

Сейчас (март 1962 г.), в Пятигорске, глотая горячую противную воду, которая, якобы, должна помогать от болезни печени, — я часто вспоминаю разговор на Волге и сделанное мне предсказание…

Религиозно-патриотическая деятельность во время войны была единственным, на что, как оказалось, был еще способен А.И.Введенский. Война снова выдвинула его в первые ряды: в эти дни все люди с популярными именами пошли в ход. В августе 1941 года митрополит Виталий — растерявшийся и совершенно беспомощный (его секретарь, проф. Зарин, умер незадолго до войны) — по чьему-то совету отказывается от власти и передает ее А.И.Введенскому. А.И.Введенский берется за дело с необыкновенной энергией (это, кажется, последняя вспышка энергии в его жизни).

Свое вступление на вершину духовной власти он решил сделать импозантным, прежде всего, он ввел новый титул: «Святейший и блаженнейший Первоиерарх Московский и всех Православных Церквей в СССР». Эпитеты «Святейший» и «блаженнейший» были заимствованы Александром Ивановичем из титула Грузинского Патриарха Католикоса. Что касается титула «Первоиерарх», то Александр Иванович со свойственным ему юмором говорил следующее: «Не знаю, не знаю, это новый сан. Поэтому я и сам не знаю своих полномочий. Вероятно, они безграничны». Некоторые, правда, указывали на то, что этот сан был принят, мягко выражаясь, неканоническим путем — без санкции Собора Следует, однако, отметить, что все, имеющиеся в наличии, обновленческие епископы одобрили этот титул.

Во время войны были следующие правящие обновленческие епископы: 1. Александр Иванович Введенский — Первоиерарх Московский и всех Православных Церквей в СССР.

2. Митрополит Первоиерарх Виталий — с правами правящего архиерея.

3. Митрополит Корнилий Ярославский и Ростовский.

4. Митрополит Мельхиседек Архангельский.

5. Митрополит Василий Кожин Ворошилов-градский и Орджоникидзевский (Северо-Кавказский).

6. Архиепископ Петр Турбин (Тульский).

7. Митрополит Филарет Свердловский (назначен в 1942 году — проживал в Ирбите).

8. Архиепископ Владимир Иванов Краснодарский.

9. Архиепископ Андрей Расторгуев Ульяновский и Мелекесский (в 1943 году в апреле переведен в Москву с титулом Архиепископа Звенигородского).

10. Епископ Сергий Ларин (в октябре 1941 года рукоположен во епископа Звенигородского), в 1943 году — епископ Ташкентский и Среднеазиатский.

11. Епископ Димитрий Лобанов Рыбцнский — рукоположен в 1942 году.

12. Епископ Сергий Румянцев (управляющий Ленинградской епархией — рукоположен в 1943 году).

Кроме того, во время войны были призваны с покоя: архиепископ Анатолий Синицин (в 1943 году назначен архиепископом Алма-Атинским), архиепископ Сергий Иванцов (бывший Запорожский, с 1944 года — управляющий делами при Первоиерархе. 1 Пребывая на покое, служил, в качестве приходского священника, в одном из киргизских сел, архиепископ Гавриил Ольховик.

Все эти архиереи, в своей значительной части, были совершенно посредственными людьми. Лишь четверо из них возвышались над средним уровнем.

Сам Александр Иванович Введенский был наиболее высокого мнения о Северо-Кавказском митрополите Василии Ивановиче Кожине. «Вот, кого я хотел бы видеть после себя Первоиерархом, — часто говорил он, — он управлял бы Церковью не хуже, а, может быть, и лучше меня».

В.И.Кожин (впоследствии митрополит Ермо-ген) был действительно великолепным администратором, человеком веселым, общительным, обладателем живого, сангвинического темперамента. Умный и тактичный, он добился крупных успехов на Северном Кавказе. Однако, читая его донесения, рапорты, письма Первоиерарху, я всегда испытывал тягостное чувство. «Как же бедна Русская Церковь, — думал я, — если это самый выдающийся из епископов». Как сейчас вижу эти ровные строчки, написанные четким, крупным почерком, — бесконечные жалобы на соседа — Владимира Иванова, благодаря которому (если верить Василию Ивановичу) — гибнет обновленчество на Кубани. Бесконечные восхваления Северо-Кавказской епархии, где, если опять-таки верить Василию Ивановичу, обновленческое дело идет семимильными шагами вперед и закреплено на столетия. Ни одного живого слова, ни одной своеобразной мысли, ничего такого, что возвышалось бы над местническими провинциальными интересами.

Своеобразным и энергичным человеком являлся Андрей Иванович Расторгуев (и ныне здравствующий (умер в декабре 1970 г.), популярный московский протоиерей). «Мужик с характером», — сказал про него однажды митрополит Виталий.

Действительно, все обнаруживало в архиепископе Андрее властного, деловитого крепкого хозяина, начиная от синей бархатной рясы, кончая ку-черски выбритым затылком. Волжская окающая речь (он был выходцем из весьма известной на Волге старообрядческой торговой семьи), властные окрики на причетников — и, наряду с этим, елейность, степенность, уставная строгость — от него так и веяло Мельниковым-Печерским. Он любил служить, служил истово, чинно. Его заветной мечтой было построить службу точно по типикону.

Впрочем, Андрей Иванович являлся интеллигентным, начитанным человеком. Он хорошо знал В.С.Соловьева, интересовался искусством, хорошо знал живопись, театр. Человек солидный