Приказ № 120 о боевой подготовке войск на летний период от 16 мая 1940 года требовал коренной ее перестройки: «Учить войска только тому, что нужно на войне, и только так, как делается на войне». Но хотя 15 июля в Красной Армии были восстановлены дисциплинарные батальоны (решение всех проблем в Советской стране начиналось с укрепления дисциплины, тем обычно и заканчивалось), дело от этого не поправилось. На декабрьском совещании Семен Константинович Тимошенко заявил: «В целом огневая подготовка должного роста не дала и оценивается плохо». Начальник Управления боевой подготовки генерал В.Н. Курдюмов основными причинами такого положения назвал отсутствие руководства и контроля со стороны старших командиров и их штабов, значительный отрыв личного состава на хозяйственные работы, систематическое невыполнение учебных планов «во всех проверенных военных округах», постоянные срывы и переносы занятий «в большинстве соединений и частей».

Собака лает, а караван идет своей дорогой.

В ходе осенней инспекторской проверки лишь отдельные подразделения смогли получить положительную оценку. Например, в Западном особом округе из 54 частей, проверенных по огневой подготовке, положительную оценку получили только три, в Ленинградском округе — лишь пять из 30. Такая же картина наблюдалась и в других военных округах. Главную причину всех недостатков командующие видели в низкой квалификации подавляющего большинства командного состава Красной Армии, исключая, разумеется, себя.

В танковые корпуса поступали новые машины, но, как и прежде, немедленно ставились на консервацию. Изучать их, тем более эксплуатировать, разрешалось лишь в специальных учебных подразделениях, причем в весьма ограниченном объеме. На практическую подготовку механика-водителя отводилось 1,5—2 часа — берегли горючее, на учебные стрельбы выделяли шесть снарядов в год. С одной стороны — это очень мало, с другой — и эти снаряды не расходовались. Мало ли занятий у военного человека: политические и строевые занятия, патрульная служба и наряды по камбузу, уборка мусора и побелка бордюров, покраска травы и уничтожение одуванчиков, постройка дач и уход за генеральскими лебедями, освоение целины и строительство городков. А сколько потрачено усилий на изготовление бесчисленно-однообразных плакатов: «Учиться военному делу настоящим образом» и «Помни войну». Вот только на стрельбище за восемь лет мой экипаж побывал всего один раз, а однажды сделал несколько залпов по горизонту из любимых 100-миллиметровок. Лишь выходя в море, мы чему-то учились, безбожно ломая и беспрерывно ремонтируя технику.

К 1941 году РККА имела на вооружении новейшие боевые машины и огромные материальные запасы, повысился уровень образования кадров, особенно младших и средних офицеров, но во всем остальном почти ничего не изменилось. Она оставалась, как изящно выразился А.М. Василевский, «еще не совсем готовой к войне», которая оказалась к тому же «более суровой, чем предполагалось».

За первые две-три недели боев, как снег на солнце, растаяли тысячетанковые мехкорпуса. По официальным данным:

потери в Белорусской операции (18 суток) — 4799 танков; в Западной Украине (15 суток) — 4381 танк; в Прибалтике (18 суток) — 2523 танка.

На 1 декабря 1941 года в действующей армии оставалось 1730 исправных танков. Созданный Сталиным гигантский бездумный, не умеющий и не желающий сражаться за «завоевания Октября» и отнятые у соседей территории механизм прекратил свое существование.

Знамя Победы в Берлин принесла другая армия, созданная в ходе войны и «учившаяся войне на войне».

1

2

3

4

5

6

Владислав Гончаров

ИСТОРИЯ

ИЛИ ПРОПАГАНДА?

Спор о причинах поражений Советского Союза и Красной Армии в первый период Великой Отечественной войны еще раз подтверждает старый тезис о том, что история — это политика, опрокинутая в прошлое.

Первоначально причинами поражений были названы внезапность нападения, решающее превосходство нацистской Германии в силах и средствах, а также преступная халатность командования Западного фронта. Нетрудно понять, что такая постановка вопроса снимала ответственность за происшедшее с высшего советского руководства, в том числе и с И.В. Сталина.

В период «оттепели» последний пункт был изменен — теперь в преступной халатности обвинялся сам Сталин, допустивший неготовность страны и армии к немецкому нападению. Опять же, вполне понятно, что это снимало ответственность с военных — в том числе и с тех, которые к 1960-м годам заняли руководящие посты не только в армии, но и в государстве.

Ныне, в эпоху плюрализма, историки окончательно разделились на три лагеря. Одни утверждают, что основные причины поражений были чисто военные — слабость и недоразвернутость Красной Армии, превосходство противника в техническом оснащении, маневренности и уровне управления. Другие, с цифрами в руках отрицая наличие у Вермахта сколь бы то ни было существенного превосходства, главными причинами называют сталинские репрессии, бездарность руководства Красной Армии и

нежелание советского солдата воевать за «кровавый большевистский режим».

■ Третья версия на фоне первых двух выглядит наиболее оригинальной — она предполагает, что армия к войне была готова и вполне боеспособна, репрессии только оздоровили ее, а причиной поражения стало то, что Гитлер всего лишь опередил Сталина, ударив первым. Эта версия в одинаковой степени устраивает как «западников» (мы хотели завоевать Европу!), так и «патриотов» (и мы ее чуть было не завоевали!), что и обеспечило ей незаслуженно широкую популярность в массах. Однако по той же причине эта версия оказывается наименее самостоятельной, предоставляя аргументы (как правило, основанные на эмоциональных оценках) то одной, то другой стороне, поэтому как независимое явление ее рассматривать нельзя.

Вернемся к первым двум версиям. Очевидно, что каждая из них не ограничивается анализом событий 1941 г., а выводит из него оценку всей истории нашей страны в XX веке, а также возможных путей ее будущего развития. Ведь ни для кого не секрет, что победа в Великой Отечественной войне до сих пор воспринимается как выдающаяся заслуга Советского Союза и социалистического строя (а опосредованно — и И.В. Сталина). Доказательство того, что при другой власти и другом строе победы можно было достигнуть значительно меньшими усилиями и с меньшим числом жертв (или же этой победы вообще не пришлось бы достигать), одновременно оказывается весомым аргументом в современной политической