1. «Целое» есть диалектический синтез «одного» и «многого» (43); сущность всякого конструирования заключается в выделении из общей сущности того или другого ее момента в качестве самостоятельного и изолированного целого (225). Логос схемы и есть совокупность единиц, данных как нечто целое, – как новая единица (217). Раньше мы говорили о становлении цельного эйдоса в его инобытии. Теперь же говорим о становлении в недрах самого эйдоса. Возникает для логоса необходимость быть методом превращения сущего в целокупно-сущее, в едино-раздельную индивидуальность (156); миф есть целокупная соотнесенность эйдоса с самим собою (205).

2. Эйдос есть некая завершенная цельность сущего. Не всякое сущее – целостно, и в самом понятии сущего не кроется момента цельности и, тем более, точной едино-раздельной координированной в себе цельности; всякий эйдос есть некая единая координированная раздельность. Эта последняя и требует пяти категорий, без которых не может образоваться никакая цельность смысла (125 – 126). Логос, применяемый как логос, не только не нарушает эйдетической природы явленного лика и не только не рассекает ее на дискретное множество, но, наоборот, предполагает ее цельность и живет ею (135). Логос не есть цельность. Вернее, он есть и цельность. Это не цельность, но принцип цельности (138 – 139); эйдетическая цельность предмета (148); цельность (171). Для «логического», т.е. формально-логического, сознания, эйдетическая цельность необходимым образом распадается на антиномии (154).

3. Диалектика есть учение о стихии мысли, охватывающей все возможные эйдосы в едином цельном бытии (208); факт, цельным ликом которого является неизменно присутствующий в нем эйдос (197); от мифологической логики нужно ждать не фиксирования цельной картины бытия, которую может дать только мифология или, вернее, сам миф (216). Как раньше говорилось о положенности внутри эйдоса, так теперь – о полагании цельного эйдоса со всеми его категориями (145); целокупная соотнесенность эйдоса с самим собою (205); едино-целостный и нерушимый факт (222); целостный предмет (190); в судьбах целостно зримой мною сущности (227). Идея предмета и есть самый предмет целиком, но только перенесенный в инобытие. Предмет целиком, со всеми своими мельчайшими особенностями, перенесен в инобытие (76); необходимо интеллект заполнить вещью целиком (81).

4. Только в свете всецелого и нетронутого инобытием Имени понятным делаются все частичные проявления Имени в инобытии (176); основное для феноменологии учение о различии между «частью» и «элементом», или между «суммой» и «целым» (148). «Многое» и «все», т.е. все части, не есть целое, ибо каждая из многих частей ничем не свидетельствует о целом, и есть только то, что она есть. Если так, то и в целом нет ничего, чего не было бы в частях. Тем не менее, целое есть то, чего нельзя вывести из отдельных частей (86); схема есть предмет, или вещь, рассмотренный с точки зрения взаимоотношения частей и целого (208); общение с вещью в разуме возможно, когда субъект общения, будучи энергийно-оформлен, начинает сам пользоваться этой энергией, активно воплощая ее на себе и на других вещах, целиком, частично, адекватно или искаженно (194). Схема – цельность, рассматриваемая лишь с точки зрения своего смыслового происхождения из других, более частных элементов (217); вещь, если с ней происходит общение, должна смыслом своим оформить другую вещь, находящуюся с ней в общении, смыслом цельным или частичным (193).

5. Философия имени есть самая центральная и основная часть философии вообще (176); вещь в ее собственной сконструированности из своих частей и элементов (208). Логос схемы есть конструкция частей схемы, объединенных единством формальной соотнесенности частей схемы (217); она (т.е. энергия сущности. – В.П.) активно оформила мое сознание или часть его (193); эйдос «люди», «человек» разбили на такие части, которые являются в отношении к нему совершенно алогическими. Так, мы можем сказать, что черная краска есть часть не эйдоса стола, но материи стола, стола как материи (149)

6. Быть в общении с вещью возможно, когда одна вещь целиком или частично повторяется в другой вещи, целиком или частично оформляет и осмысляет ее по-своему (192 – 193). Феноменология – там, где предмет осмысливается независимо от своих частичных проявлений (199); сущность, состоящая из множества частичных сущностей (222); единственный метод феноменологии – отбросивши частичные проявления одного и того же, осознать и зафиксировать то именно, что во всех своих проявлениях одно и то же (199); в символе струятся те самые энергии, которые, не покидая сущности, тем не менее, частично являют ее всему окружающему (113). Когда мы берем эйдос бытия, то ему прямо противостоит не-бытие. Но мы можем брать не столь общий эйдос, а более частные моменты в нем, более частные эйдосы. Тогда такой эйдос придется отличать уже от чего-нибудь эйдетического же, но более общего (146).

Имя – цель жизни (177). Оно (т.е. имя. – В.П.) – высшая и единственная предельная цель как для сущности, так и для инобытийной сущности (176 – 177). Имя есть та смысловая стихия, которая мощно движет неразличимую Бездну к Числу, Число – к Эйдосу, Эйдос – к Символу и Мифу. Она – цель для всех этих моментов сущности (176). Общая цель, к которой движется вся диалектика инобытия, это – конструкция цельной и незатронутой меоном первозданной сущности (99); живые цели (177).

Ч

1. Определение. Воплощаясь в инобытии, она (т.е. сущность. – В.П.) ложится в основу реальной вещи, напр., человека, который тоже ведь существует по «образу» и «подобию» сущности (168). Христианство мыслит мир и людей как воплощенности энергии сущности, а не ее самой, делая из этого правила только одно-единственное во всей истории Исключение (169). Если сущность – имя и слово, то, значит, и весь мир, вселенная, есть имя и слово, или имена и слова. Все бытие есть то более мертвые, то более живые слова. Космос – лестница разной степени словесности. Человек – слово, животное – слово, неодушевленный предмет – слово. Ибо все это – смысл и его выражение. Мир – совокупность разных степеней жизненности или затверделости слова. Всё