— Да вашу же мать! Чего не поделили? Рахиль, заканчивайте здесь. А я поеду разберусь.

Некоторое время спустя. Отдел милиции. Игорь.

Сидим с солдатиком за столом, пристёгнутые друг к другу наручниками. Перед нами уже знакомый мне по мордобою в ресторане капитан Дегтярев. Сидит, смотрит в планшет и просматривая запись с камер наблюдения кхекает. Рядом с ним глупо улыбается молодой лейтенант. Примчавшиеся помогать мне Казаркин и Булатов, снова ржут. Женька и Маша, успокоились и сверлят меня взглядами.

Нда, неудобно получилось. А надо башкой думать…

— Так-так-так, — отложив планшет смотрит на меня капитан. — Скворцов… Дай угадаю, снова девушку защищал?

— Ну да, — глядя на Дегтярёва улыбаюсь. — Товарищ капитан, это всё недоразумение. Мы просто гуляли, с Машей, а тут смотрим какое-то хамло к нашей Женьке пристаёт. Как бы вы поступили?

— Для начала, узнал бы причины, — закуривая хмурится капитан. — А уже потом, действовать начал. Плохо, Скворцов, очень плохо!

Ну, а вы, Тихонов Василий Николаевич, что можете сказать? Ничего? Тогда я… Старший сержант советской армии, образец для подражания, гордость страны, участник боевых действий, орденоносец. Вместо того чтобы представиться и всё объяснить даже с виду неадекватному человеку, начал грубить, чем только усугубил конфликт. Не стыдно?

— Стыдно… — опускает голову Тихонов.

— Эх, Вася…

— Игорь! Заткнись! — рычит Дегтярёв. — Сам не лучше.

— Молчу… Молчу.

— Итак, нарушение общественного порядка. Штраф вам, товарищи. Или… На пятнадцать суток! Оба! Поработаете вместе, на песчаном карьере, станете как братья.

— Да мы уже, — пнув ногу Василия улыбаюсь. — Правда, Васёк?

— Правда, — посмотрев на меня заплывающими глазами шипит он.

— Тем не менее, от наказания вас это не спасёт, — улыбается капитан. — Лейтенант, проведите воспитательную беседу и в КПЗ товарищей.

Лейтенант взяв папку начинает что-то мямлить. Точнее монотонно и ну очень заунывно читать какую-то чепуху. Таким голосом что зубы ныть начинают…

— Товарищ капитан, — жалобным тоном прошу. — Может ну его? Ну невыносимо это. Пытка, блин. А пытки запрещены Женевской конвенцией.

— Какой? — морщится Дегтярёв. — А, наверное у вас там. А у нас нет никакой конвенции. Как и Женевы. Лейтенант, продолжайте. Пусть слушает.

Лейтенант, подмигнув мне продолжает. Как вдруг затыкается и прислушивается. В коридоре слышится приближающийся топот. Дверь распахивается и в кабинет заходит она… Брюнетка с вьющимися волосами. Дама в теле, но полной назвать сложно. Одета в цветастое платье, на ногах босоножки. От её вида Маша втягивает голову в плечи. Женя икает и заметно бледнеет, Вася опускает голову и как будто старается стать меньше. Женщина закрывает глаза, глубоко вдыхает…

Чего они все? Зоя Петровна, насколько я успел узнать на посиделках, добрейшей души человек. Она…

— Мама Зоя, здрасте… — широко улыбаясь киваю, а у нас тут… — Ой мамочки…

Зоя Петровна, она же биологическая мать Женьки, открывает светящиеся фиолетовым глаза и скалится так жутко, что как дышать забываю. Женщина же начинает… Начинает так, что непроизвольно сжимаюсь.

В речевых оборотах, метафорах и сравнениях, тёща не стесняется. Подкрепляет всё это тычками, оплеухами и увесистыми подзатыльниками.

Сидим, переглядываемся с Васей, чувствуем нарастающий стыд за неуместное поведение. Мама Зоя же от такого, только расходится. А ещё, в её голосе чувствуется сила. Настоящая…

— Вы что, ироды, тут устроили? Вы кого, меня позорите? — голос ошутимо прижимал к полу, резонировал болью в голове и груди. — А вы, две профурсетки малолетние, где головы забыли, почему этих лосей не развели врозь?

Голос женщины набирал мощь. Голова невыносимо болела. Девушкам становилось ещё хуже. Не сговариваясь встаём шагаем вперёд и загораживаем собой девушек… Страшно…

— А, так вы уже помирились? — глядя на нас улыбается Зоя Петровна. — Товарищ капитан, видите — они уже помирились… И больше так делать не будут… правда