С оглашения этого отчета государыня и начала совещание.

Оказалось, что расходы России по поддержанию независимого Крымского ханства и царствования в нем Шахин-Гирея за прошедшие пять лет приближаются к двенадцати миллионам рублей. Сюда вошли суммы, потраченные на армейские части, откомандированные на полуостров в 1777–1778 годах и в 1782 году, на корабли Азовской флотилии, снабжавшие их и проводившие морскую блокаду, регулярные выплаты светлейшему хану на административную и военную реформы, взятки султанским чиновникам в Константинополе за лояльность к крымско-татарскому правителю.

В кабинете воцарилось молчание, двенадцать миллионов — сумма немалая для бюджета даже такой страны, как Россия. Но получается, что потрачены они зря. Сегодня нет ни порядка, ни стабильности в Крымском ханстве. Куда девает русские деньги светлейший хан, непонятно. Почему он не может поладить со своими подданными — вопрос, на который никто из присутствующих здесь не смог бы ответить.

Вице-канцлер граф Остерман с осторожностью, присущей старым дипломатам, заговорил первым. Члены Государственной коллегии иностранных дел подготовили для Ее Величества краткую справку. Император Австро-Венгрии Франц-Иосиф Второй не будет возражать против присоединения Крыма к России и заведения на Черном море крупного военного флота. Великобритания, занятая борьбой со своими северо-американскими колониями, не обратит внимания на новые территориальные приобретения нашей страны. Швеция, наш давний враг на севере, переживает острый финансовый кризис и денег на ведение войны не имеет. Король Пруссии Фридрих Второй может сохранить нейтралитет, ежели Ее Величество, знакомая с ним лично и состоящая в постоянной с ним переписке, того пожелает. Единственный серьезный противник «крымского проекта» на европейской арене — Франция.

Между тем чрезвычайный посланник и полномочный министр России в Константинополе Яков Булгаков сообщает, что нынешний 1782 год стал крайне неудачным для султана Абдул-Гамида. Османская столица за лето и осень горела дважды от поджогов, неизвестно кем устроенных. Чернь, недовольная ростом цен на муку, подняла бунт, каковой войска с трудом подавили. Янычары, не получив жалованья за полгода, чуть не захватили султанскую резиденцию — дворец Топ-Капы на берегу Босфора.

Тут почему-то все взгляды сошлись на Потемкине, сидевшем напротив Екатерины Алексеевны. Свой доклад, на трех страницах написанный, он свернул в трубочку и сжимал нетерпеливо в ладонях. Не было ему необходимости заглядывать туда, ибо все обстоятельства на совещании обсуждавшиеся, он знал досконально, и решение, действительно нужное и приемлемое, давно обдумал. Заговорил светлейший бодрым, решительным тоном:

— Ваше Императорское Величество! Взгляните на карту. Крым положением своим разрывает наши границы. Нужна ли осторожность с турками по Бугу или со стороны Кубани — во всех случаях и Крым на руках… Положите теперь, что Крым — Ваш и что нет уже сей бородавки на носу — вот вдруг и положение границ прекрасное… Плавание по Черному морю — свободное. А то, извольте рассудить, кораблям Вашим и выходить трудно, а входить еще труднее…

Потемкин оглянулся на вице-канцлера Остермана. Тот, склонив голову в надушенном парике — всем в Петербурге известно, что граф плешив с сорока лет, — слушал его с напряженным вниманием. Не очень-то любили аристократы бывшего бедного дворянина из Смоленской губернии, сделавшего при Екатерине Алексеевне сумасшедшую карьеру, но как не слушать — умен и талантлив был Григорий Александрович необычайно.

— Всемилостивейшая государыня! — продолжал светлейший, — но посмотрите, кому оспорили, кто что приобрел. Франция взяла Корсику, австрийцы без войны у турков в Молдавии взяли больше, нежели мы. Нет державы в Европе, чтоб не поделили между собой Азии, Африки, Америки. Приобретение Крыма ни усилить, ни обогатить Вас не может, а только покой доставит. Удар сильный — да кому? Туркам…[162]

Четко и ясно формулировал Потемкин. Царица смотрела на него улыбаясь. Этот человек всегда понимал ее с полуслова, с полунамека. Она знала: время исполнить завет Петра Великого пришло. Россия встанет теперь на крымском побережье твердою ногою. Для сего Шахин-Гирей отречется от трона в ее пользу и покинет полуостров, а беи и мурзы присягнут на верность русской самодержице. Кое-какие крымские земли представляют особый интерес для империи. Например, бухта Ахтиара, татарского селения из девяти домов.

С первой разведкой русские здесь побывали девять лет назад, осенью 1773 года. Штурман корабля «Модон» Иван Батурин с командой матросов произвел топографическую съемку местности, изготовил карту и представил ее на высочайшее рассмотрение в Санкт-Петербург. Словно бы самим Господом Богом здешние безлюдные берега предназначались для возведения морской крепости и базы мощного военного флота: скрытые от ветров холмами удобные голубые заливы, мягкий грунт на их дне, река с отличной пресной водой, впадающая в море неподалеку…

— Быть по сему! — торжественно произнесла Екатерина Алексеевна и, обмакнув перо в чернильницу, начертала эту резолюцию на докладе светлейшего князя, который он передал ей в конце своего выступления.

Тут же государыня освободила великого администратора от других поручений и повелела заниматься сейчас только «крымским проектом». Потому что непреклонная его воля и неуемная сила преодолевают, как правило, любые препоны. Почувствовав железную руку вице-президента Военной коллегии, бюрократическая пирамида придет в движение, несуетно, медленно, постепенно все-таки повернет в нужную сторону и пойдет работать, набирая скорость.

Так случится в будущем. А пока из сырой, туманной Северной Пальмиры через две тысячи верст дошел в теплый полуденный край пакет, запечатанный печатью Григория Александровича. В нем заключался невидимый сгусток энергии. Аржанова, точно получив удар тока, по-иному взглянула на пустынные улицы с бесконечными заборами, на печальные деревья без листьев, на тусклый купол соборной мечети Джума-Джами. Из-за низких серых облаков ее позолоченный шпиль с полумесяцем почти не был виден.

Раздался стук в дверь.

Николай, сегодня исполнявший обязанности привратника, доложил, что в гости к барыне пожаловал каймакам Абдулла-бей собственной персоной. «Очень кстати!» — подумала она.

Свой визит ханский вельможа начал с комплиментов, по-восточному цветистых. По его мнению, в этот день русская путешественница выглядела, как никогда, прекрасно. Цвет ее ланит напоминал ему персики в августе, губы — коралл, зубы — жемчуг. Платье с оборками на подоле, шаль на плечах и чепец, украшенный кружевами и лентами, делали ее гораздо более привлекательной, чем кирасирский кафтан, камзол и лосины, в которых он увидел ее впервые.

Аржанова терпеливо слушала молодого сановника и улыбалась в ответ. Крымско-татарский этикет, во многом позаимствованный у турок, включал в себя такие длинные предисловия к беседе. Хорошо еще, что семьи у Флоры здесь не имелось, а то бы расспросы о здоровье всех ее родственников заняли бы, наверное, не менее получаса. К делу Абдулла-бей перешел несколько неожиданно.

— Вы знаете человека по имени Казы-Гирей, двоюродного брата светлейшего хана? — спросил он и уставился на Анастасию своими прозрачными голубыми глазами.

— Знаю, — ответила она.

— Он ваш враг?

— Да. Хотя скорее он враг России.

— Вы знакомы лично?

— Наша встреча произошла осенью