— тоже. Потому по вопросу предоставления квартиры Подлужному между ними недопонимания не могло возникнуть в принципе. Однако былое властно напоминало Ладомиру Семёновичу кое о чём неприятном. И тёртый чиновничий калач решил переиграть партию.

Василий Юрьевич встретил высокого гостя радушно. И тотчас препроводил в приватную комнатку, что располагалась за официальным кабинетом. Там он усадил Сясина на диван, перед которым стоял столик, сервированный бутылкой хорошего коньяка и всем причитающимся к нему.

— Дорогой Ладомир Семёнович, — тараторил глава администрации, наполняя бокалы, — как мы и условились, полногабаритную трёхкомнатную квартиру я для нового прокурора города уже присмотрел…

— Вот за тем я и завернул к тебе, Вась Юрьич, — фамильярно проглатывая окончания, перебил того Сясин. — Надобно нам в этом деле быть похитрее. И не то чтобы перерешить этот вопрос, а отложить его, так сязять, в долгий ящик.

— Не по-о-нял, — слегка растерялся Баланов.

— Видишь ли, милый мой приятель, этот Подлужный — тот ещё стервец. Много из себя воображает. И нам с тобой надо его держать на коротком поводке. Чтобы было чем в узде держать.

— Да я в курсах, что он с придурью…

— Во-во! Короче, можешь ты ему втюхать маленькую двухкомнатную квартирёшку под соусом, что обещанная будет позже? Мол, обстоятельства изменились.

— Дак вы ж сами сказывали, что после нашего первого контакта, — щёлкнул себя пальцами по горлу мэр, — гарантировали ему под Новый год трёхкомнатную…

— А до того? — иезуитски ухмыльнулся ему подельник.

— А…А до той поры перекантуется в отдельной комнате в общаге, — обескуражено ответил Василий Юрьевич.

— Вот-вот, на то и расчёт, — потёр пухлыми ручонками прокурор области. — То были словеса. Щас же я ему вручу твою письменную замануху: мол, квартирёшку — немедля, а, так сязять, апартаменты — после Нового года. Дескать, сдача новостройки затягивается. И под этим соусом мы и поглядим на его поведение.

— Кха…Да квартирёшку-то я могу, — почесал затылок Баланов. — А за волокиту на меня никто того…Не ополчится?

— Обижаешь, Вась Юрьич, — деланно насупился Сясин. — Я своих не сдаю. Да и в законе говорится, что при назначении на должность прокурору жильё в виде отдельной квартиры или дома предоставляется в течение шести месяцев. Вот мы и потянем. Лады?

— Лады, — согласился мэр.

— Ты письмецо этому козлу Подлужному прям щас и сваргань, — начальственно распорядился Ладомир Семёнович, — а мой кадровик ему прямо перед убытием сюда, под роспись и вручит.

— Ага, я щас распоряжусь, — приподнялся Баланов.

— Погодь, — остановил его высокий чин. — Не суетись. Давай сперва за наш блицкриг и замахнём по маленькой.

6

Минула неделя с той тревожной даты, когда Алексей проводил Татьяну в Москву. А сегодня он ждал в аэропорту Гуреево её возвращения обратным рейсом. Всё это время они поддерживали краткие и сдержанные контакты по телефону. И потому Подлужный знал, что, увы, ничего хорошего его жена не выездила.

Встретив Татьяну, он первым делом ответил на её расспросы о детях. А затем, уже сев в такси, на котором они помчались в аэропорт местных авиалиний Знахаревку, супруги побеседовали о судьбе Людмилы Михайловны.

— Ну, как там? — кратко осведомился Подлужный.

— Плохо, Алёшенька, — ответила жена, и глаза её наполнились слезами. — Мама бесследно пропала. Четвёртого я как прилетела в Москву, сразу поехала к Верховному Совету, хотя и стемнело. Приехала. Депутаты уже сдались, Белый дом был окружён и к нему никого не пропускали. Я поехала к Инессе Ромуальдовне. Переночевала. Мама так и не появилась и не дала о себе знать. Поутру с Инессой Ромуальдовной мы поехали к Белому дому. Там всё было по-прежнему. Из охраны с нами никто и разговаривать не стал. Зато в толпе москвичи шептались, что всю ночь из здания тайком вывозили трупы и раненых.

— Ты же говорила, что тебе помог Сергей Иванович, — напомнил Татьяне Подлужный о знакомом из Генеральной прокуратуры России, прежде работавшем в Среднегорске.

— Да, если бы ты ему не позвонил, — кивнула головой супруга, — я бы вообще никуда не протолкнулась. А так я на него вышла, и он назначил мне встречу. На следующий день Сергей Иванович вышел к проходной, с тыльной стороны генпрокуратуры, и проверил мой паспорт. Потом сказал, что наведёт справки. И только ещё через день перезвонил и сказал, что нужно съездить на Николо-Архангельское и на Хованское кладбище. И сказал к кому обратиться. А уж там мне по большому секрету и не для передачи пояснили, что трупы от Белого дома и Останкино кремируют третий день безо всякого оформления. И прах хоронят в братской могиле. Рядом с крематорием. Я побывала на обоих кладбищах. Но там одни безымянные кресты. Никаких надписей. А подъезжают только такие же горемыки, что и я. Ищут своих родных. Но никто сведений не даёт. А по периметру захоронений ходят мрачные типы в сером и чёрном. Контролируют. Вот так.

— Ты по телефону ещё упоминала про раненых, — успокаивая жену, привлёк её к себе Алексей.

— Да, ездила по больницам, которые мне назвал Сергей Иванович, — через силу сделала глотательное движение Татьяна. — Там записи о раненых ведут, но мама в списках не значится.

— В последнем перед вылетом разговоре ты поминала про Белый дом.

— Да, только вчера туда допустили технический персонал. И опять выручила протекция Сергея Ивановича — не знаю, как и благодарить его. Так вот, одна женщина вспомнила маму по фотографии. Сказала, что она видела её в Белом доме в самые опасные дни. Но больше — ничего конкретного. Мамочка как в воду канула.

— Н-да, и в самом страшном сне такое привидеться не могло, — проронил Подлужный, не зная, какими словами уместно проявить сочувствие в подобной ситуации. — Вот тебе и демократы…А при взятии большевиками Зимнего дворца в октябре 1917 года погибло шесть человек.

— Ты понимаешь Алёшенька…, — перешла на горячий шёпот Татьяна, искоса метнув взгляд на таксиста. — Долбаному Ельцину — хоть бы что. Зазывалы типа Руцкого, Хасбулатова, Макашова — живы и без единой царапинки. И лишь моей милой мамочки, которая доверилась им безоглядно — нет как нет! А таких бедолаг как я в Москве — море разливанное. Говорят, что в Белом доме и в Останкино расстреляно больше тысячи…

— Российская буржуазно-демократическая революция завершена, — раздумчиво проговорил Подлужный. — Начинается кровавая и беззастенчивая реставрация капитализма худшего типа.

Он вновь обнял безмолвно плачущую жену и прижал её к себе. Тоже беззвучно. Бывают ситуации, когда любые слова бесполезны. А нужно элементарно пережить момент. Перетерпеть тяжкую минуту. И когда любимая женщина глубоко и прерывисто вздохнула подобно обиженному ребёнку, Алексей мягко поинтересовался:

— Танюша, ты ничего не сказала о подаче заявления…по розыску