— Алёша…Алёша…, — оттаивая, принялась судорожно тискать его руку супруга. — Ты видел?! Ты видел? А если мамочка с этим…с чокнутым Макашовым полезет на мэрию? А ты видел, сколько у Ельцина этих…с автоматами?

— К чему этот…фатализм? — не мог подобрать нужных слов Подлужный. — Давай немного подождём. Вдруг Людмила Михайловна позвонит? Если что, выйдем на её подругу.

3

Серебрякова не позвонила ни через час, ни через два, ни через три. Не появилась она и у Инессы Ромуальдовны. И всё это на фоне прерванного телевещания всех каналов. Только второй телеканал внезапно прорвался в эфир из резервной студии и сообщил о взятии столичной мэрии приверженцами депутатов, а также возобновил трансляцию о штурме Останкино гражданскими людьми, направляемыми Макашовым. Неудивительно, что Татьяна не выдержала этой пытки.

— С меня хватит! — заявила она. — Завтра утром первым же самолётом — в Среднегорск. И дальше — за мамой.

— Может, утром и определимся? — попытался остепенить её Алексей. — По ситуации…

— Нет. Как бы ни сложилось, надо её вытаскивать из этой…сумасшедшей Москвы! Из этой чёртовой передряги! От этого…недоделанного Макашова!

— Погоди, а на кого детей оставим? — озадачил супругу Подлужный. — Я же тоже улетаю. А как быть с твоей работой?

— За Серёжей и Мишуткой попросим приглядеть Морозихиных…, — принялась просчитывать варианты Татьяна.

— Ну, если на завтрашний день, ещё куда ни шло, — согласился Алексей. — А в обратный путь я захвачу с собой из Ильска маму. Она всё равно сейчас на пенсии сидит. Скучает.

— Умничка, Алёша, — благодарно поцеловала его жена. — Что до работы, то я возьму отгулы в счёт отпуска.

И Татьяна, несмотря на поздний час, принялась звонить Люлюкину, который ныне возглавлял реорганизованный отдел рабочего снабжения лесных посёлков. Затем у аппарата её сменил Подлужный, набирая по междугородке Ильск.

4

Подлужные сумели купить Татьяне авиабилет на Москву только на дневной рейс. Потому Алексей успел съездить в облпрокуратуру, решить там самые неотложные вопросы, встретить на автовокзале свою маму и уже вместе с ней вернуться в междугородный аэропорт Гуреево.

Когда он и Лидия Григорьевна вошли в здание аэровокзала, то первое, что их насторожило — странное затишье, несвойственное для таких заведений. И тут же им бросилось в глаза, что почти все пассажиры и провожающие сгрудились возле нескольких телевизоров, установленных на кронштейнах под потолком. Мать и сын поневоле остановились возле ближней от входа группы.

И им тут же стала понятна причина необычайной атмосферы, накрывшей терминал: сограждане, затаив дыхание, следили за прямой трансляцией от Белого дома. А лишиться дара слова всем без исключения вне зависимости от симпатий и пристрастий было от чего, ибо танки вели обстрел прямой наводкой по резиденции парламента!

— Какой ужас! — прошептала Лидия Григорьевна. — Ведь там же люди!

— Вот что бывает, когда так называемая законопослушная уважающая суд демократическая оппозиция дорывается до власти…, — с горечью резюмировал Алексей. И спохватившись, добавил: — Мама, давай скорей искать Таню. Я представляю, что с ней творится.

Татьяну они нашли у дальней стойки регистрации. Озёра её дивных глаз были до краёв наполнены слезами, но она держалась из последних сил и не теряла контроля над собой. Подлужный обнял жену и прошептал:

— Гони прочь дурные мысли. Всё будет хорошо.

— Ты понимаешь, Алёша, — прижалась к нему любимая женщина, — я так и делаю, но у меня предчувствие.

— Танюша, доченька, — взяла её за руку Лидия Григорьевна с другой стороны, — надо гнать чёрные мысли.

— Мама, вы же женщина…У меня сердце болит. Неспроста же…

— Стоп! — остановил жену Подлужный. — Вот что, милые мои дамы, до посадки время ещё есть, потому мы идём в кафешку, и я вас угощаю пирожным и кофе. Переключаемся на оптимистичную волну.

Впрочем, события этого дня развивались таким образом, что позитивный настрой в принципе был невозможен. В буфете тоже оказался телевизор. И едва троица приступила к поглощению сладкого, которое, вообще-то, улучшает настроение, как диктор местного телевидения объявил о повторе утреннего выпуска новостей.

И в первом же сюжете показали, как Руцкой по-ленински призывает брать почту, телефон, телеграф. Но при этом его «роль» была существенно урезана. Она всего-навсего служила фоном для другого «персонажа». С помощью спецэффекта телевизионщики с периферии изображения выхватили фигурку Людмилы Михайловны и трижды показали её крупным планом, дав закадровый комментарий. А упор в дикторском пояснении был сделан на то, что Серебрякова является женой влиятельного чиновника областной администрации.

Ошеломлённые родственники не успели даже переглянуться, или иным образом отреагировать, а на экране появился уже сам Владимир Арсентьевич. Его выступление было записано ранним утром — на фоне только-только просыпающегося Среднегорска. Профессор выглядел плохо. Видимо, бессонной ночь выдалась не для одних Подлужных.

«Я категорически против компрометирующего поведения моей жены, — говорил затянуто, тщательно подбирая слова Серебряков. — И если 19 августа 1991 года я отрёкся от конкретного поступка моей жены — тогда она вышла с плакатом в поддержку путчистов…То сейчас я отрекаюсь от неё как от российского гражданина. Это просто постыдно, позорно и непростительно для цивилизованного воспитанного человека…»

Алексею показалось, что он с ржавым скрипом повернул голову в сторону Татьяны. Ему было страшно даже представить её состояние. Он опасался, что с ней может произойти нечто нехорошее.

Как бы ни так! Как ни странно, но новый страшной силы удар мобилизовал её. Так бывает с нежными натурами, внутри которых есть стальной стержень, заставляющий их собраться, когда дело касается самого дорогого.

— Танечка, это же повтор утреннего выпуска, — попыталась смягчить выходку Серебрякова Людмила Григорьевна. — Владимир Арсентьевич тогда и представить не мог, что Белый дом станут обстреливать.

— Тем хуже для него, — отрезала Татьяна.

— Ты же знаешь, что твоего отца редко да метко заносит…, — в свою очередь вступил в разговор Подлужный.

— У меня нет отца! — окончательно и бесповоротно вынесла суровый вердикт бывшая дочь профессора.

И оценив её состояние, Алексей и Людмила Григорьевна осознали, что приговор окончательный и обжалованию не подлежит.

5

Для предусмотрительного человека прошлое — это задел на будущее. И принимая во внимание данную истину, Сясин, возвращаясь в областной центр из Солегорска, где он славно поставил на место «начавшего дёргаться» прокурора этого города, попутно заехал в Варначинск. Там его уже поджидал мэр Варначинска Баланов Василий Юрьевич.

Согласно несколько странному (фрагментами) новому закону «О прокуратуре Российской Федерации» именно на муниципалитеты возлагалась обязанность по предоставлению жилья прокурорам на местах. То есть, в этой части, как ни удивительно, было возрождено некое подобие системы кормления, отменённой ещё Иваном Грозным.

Сясин и Баланов были не просто знакомы. Они сходились во взглядах на жизнь. Более того: в некоторых взаимовыгодных поступках прошлого