Сказал, еще ночью навестит. Так что, придется сегодня дома ночевать. Боюсь, не потрахаемся».

Я поспешил ответить, пока не стряслось непоправимого:

«Дорогая, ты за мной не заезжай. За мной уже выехал одноклассник. Извини, спешу».

На самом деле я «спешил», сидя перед включенным терминалом коммуникатора и думал, чем полезным занять себя до приезда Еграма. Прошить еще несколько эрминговых преобразователей? Коробка с ними стояла возле стола. Нет, вернусь к школьным дисциплинам: во вторник я все же собирался посетить школу, сдать два зачета и написать контрольную по математике. Я обязан завершить обучение в школе второго круга если не отлично, то очень хорошо, потому что я — Астерий.

Когда я открыл одну из последних лекций курса снова пискнул эйхос. Радостный голос Талии сообщил:

«Я немного задержусь, но обязательно буду. У меня есть сюрприз».

Сюрприз от Талии — это именно то, чего бы я не хотел сегодня получить. Я не стал ей отвечать, и вернул внимание к школьному курсу математики.

Еграм приехал минут на пять раньше. Я узнал его эрмик по характерному свисту электрогенератора на паровой турбине, донесшемуся в раскрытое окно. На минуту задержавшись перед зеркалом, я поправил ворот рубашки и лацканы на сюртуке, взял коробку с погребальной статуэткой и поспешил вниз.

На заднем сидении его «Катрана» — приятная неожиданность — сидела Артемида. Нет, конечно, не моя любимая богиня, а та девушка, которую мы вместе с Еграмом спасли из горящего клуба «Кровь и Сталь». Чаще ее называли Артис и выглядела она шикарно. Не зря граф Сухров запал на нее с первых минут, хотя тогда она была грязня, оборванная с жутким страхом на лице. А сейчас прямо красавица: милое личико в обрамлении фиолетово-пепельных волос, падающих на плечи кудряшками, пленительные, темно-оливковые глаза. Жаль, нельзя любоваться чужими девочками долго — не поймут. Я поздоровался, улыбнулся ей и сел рядом с Еграмом.

— Ну, рассказывай, что было вчера в Шалашах? — неожиданно спросил Сухров и дал команду своему извозчику ехать.

— Ты об этом уже знаешь? — удивился я, устраиваясь удобнее на скрипящей коже сидения.

— Как же не знать, если сведущие люди говорят, от стаи Лешего почти ничего не осталось. Говорят, ты там самого Родерика уложил. Правда, что ли? — Еграм приоткрыл окно, впуская легкий ветерок.

— Прости, я в то время не знал, что он знатный маг. Так вышло, — улыбнулся я. — Это потом уже, когда все закончилось, баронесса Евстафьева меня просветила.

— Да, он очень знатный. Говорят, один из лучших в Москве. Хотя может ему такую величину придавал Леший за то, что он работал на него. Думаю, ты знаешь: Леший жив, и Варга жив, с ними еще несколько их ближайших друзей. Их осталось мало, но в них много злости. Теперь вся злость стаи собралась в них. Думаю, они залягут на несколько дней, а потом постараются достать тебя. И еще… — он оглянулся, на эрмик, едва не перерезавший нам путь на Старолужской, — еще у Лешего помимо стаи много всяких знакомых, есть связи с очень влиятельными людьми.

— Еще бы, связи аж до князя Козельского Григория Юрьевича, — усмехнулся я, вспоминая разговор с Голицыным и князем Ковалевским.

— Увы, говорят, что так, — Еграм кивнул и поправил волосы, развиваемые ветром. — Говорят, твоей подруге баронессе…

— Евстафьевой, — подсказал я.

— Да, досталось там, — он поморщился, не желая произносить то, что вертелось на языке.

— Досталось, — согласился я. — И если бы это была не Талия, то другая на ее месте могла бы не выжить или потом наложить на себя руки. А Талия — особая девочка. Наверное, будет на похоронах.

Мы немного помолчали. Я знал, что граф Сухров знаком с ней: виделись несколько раз благодаря Дарье Грушиной. И даже как-то спорили из-за меня. Тогда, на какой-то вечеринке Сухров со своими друзьями уверяли, что я — слабак, а Талия злилась и кричала на них, доказывая, что я сильнее их всех. И права оказалась моя подруга, твердо стоявшая за меня. Да, она бывает невыносима и треплет окружающим нервы, но при этом в ней много своих достоинств, которые есть далеко не у каждого из нас.

— Подонки они, — качнув головой, сказал Сухров, глядя на проплывающие мимо улицы Свято-Царского района.

Мы уже подъезжали, впереди показалась стела из черного мрамора, возведенная над Тринадцатым Камнем Перуна. Там располагался храм Громовержца и небольшой сквер, а дальше за аркой Вечного Пути начинались сами сады Персефоны, большая часть которых занимало кладбище. Кладбище не слишком старое, поэтому здесь было мало родовых захоронений первого дворянства, а среди купечества, интеллигенции и иных состоятельных семей оно считалось местом достаточно престижным для погребений.

«Катран» Сухрова остановился на площади справа от арки. Площадь больше чем наполовину была заполнена эрмимобилями и виманами. Удобное для парковки место оказалось не так просто. Поэтому извозчик сначала высадил нас ближе к арке, собираясь заняться вопросом парковки потом.

— Ты знаешь куда идти? — спросил я Еграма, когда мы остановились в тени высокой черной статуи, символизирующей Покой. Вторая, олицетворяющая Вечность, возвышалась по другую сторону прохода.

— Да, шестнадцатая западная аллея. Там дальше увидим, — сказал он, взяв за руку Артис проходя под аркой. — Будет почти весь наш класс. Не придет только Подамский и Романович.

Когда мы прошли мимо склепа, сложенного из желтого песчаника с каменными горгульями у входа, нас нагнал Лужин и Адамов и сестры Озерские. Девушки выражали мне соболезнование, говорили сбивчиво, скорбно, как обычно бывает, когда сказать что-то нужно, но нет подходящих слов. Адамов молчал, глядя в другую сторону от меня и несомненно чувствуя много вины за прошлое.

После поворота на шестнадцатую аллею стало видно само место похорон: там собрались провожающие около сотни человек.

— Саша! — я повернулся и увидел Ковалевскую, идущую от святилища Персефоны вместе с Леной Афинской и Звонаревым.

— Соболезную, — сказала княгиня, обняла меня и поцеловала в краешек губ. — Ты не поверишь, Саш. Скажешь такого не может быть, но я с ней как-то сдружилась в последние два дня, — дальше мы пошли вместе, отставь немного от других, и Ольга продолжила: — Наверное, это глупости и такого не может быть. Что такое два дня, это совсем ничего на фоне наших пяти лет в одном классе, лет которые мы мало общались и мало знали друг друга. Я сама не знаю этому объяснений, но Айлин мне стала близка и понятна в эти два коротких дня. Не скрою, меня с Айлин сблизило именно твое отсутствие. В те дни, ты как бы был, но был чужой, холодный, не с ней и не со