Ветки так качались, что было невозможно разобрать, там она или нет.

Теперь Фрэнсин была обеспокоена по-настоящему. Прежде Бри никогда так не исчезала; самое большее ее не бывало часа два, но она никогда не пропадала на целые сутки. Даже присутствие Мэдлин не могло заставить ее удалиться надолго.

Упав духом, Фрэнсин повернулась к колодцу.

Это был красивый колодец – коническая аспидная крыша над круглым каменным оголовком и бадьей на цепи. Длинная металлическая ручка ворота была покрыта ржавчиной тех многих лет, когда им никто не пользовался.

Фрэнсин пробрала дрожь подавленного ужаса, но из заблокированного подсознания не пробилось ни одно воспоминание о том, как Бри и Монтгомери утонули. Однако она всегда ненавидела этот колодец. Возможно, какая-то часть ее души все-таки что-то помнила, просто это выражалось в виде странного неясного страха, а не в виде ясного воспоминания.

Расправив плечи, Фрэнсин подошла к колодцу и заставила себя заглянуть в него; ветер был так силен, что сбивал ее с ног, и ей пришлось схватиться за кладку, чтобы не упасть. Из него поднимался запах сырости и слышался чуть различимый плеск темной воды о камень. Как же в него попали младенец и семилетняя девочка? Фрэнсин подняла глаза на дуб, неистово раскачивающийся над колодцем. Бри любила это дерево; она всегда приходила сюда, когда бывала расстроена. Не потому ли, что дуб стоит рядом с тем местом, где она умерла?

Вздохнув, Фрэнсин попятилась.

– Бри? – позвала она опять, но без особой надежды. Дуб продолжал качаться и разбрасывать капли воды.

Фрэнсин надеялась, что Бри вернется к тому времени, когда она пойдет сегодня вечером защищать сад…

У нее округлились глаза. Ее рука метнулась к рту.

– О нет! – Вчера вечером она забыла защитить дом! Откровение Мэдлин так потрясло ее, что это вылетело у нее из головы. Неудивительно, что минувшей ночью ее призраки так и не пришли.

Фрэнсин побежала к оранжерее и, схватив мешок каменной соли и пакет измельченных сушеных трав, которых у нее было много, положила их в тачку и быстро повезла ее в сад.

– Пожалуйста, Бри, вернись, – пробормотала она, рассыпая по периметру сада порошок из трав, который тут же подхватывал ветер. – Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста… – шептала Фрэнсин, неистово работая и, несмотря ни на что, надеясь, что ее упущение не нанесло непоправимого вреда. Она обрабатывала сад, решительно разбрасывая каменную соль.

Порыв ветра бросил ей в лицо моросящий дождь. Она выпрямилась, ища глазами что-нибудь такое, что говорило бы о том, что Бри находится рядом. Затем резко повернулась, надеясь уловить такое качание ветки, которое не согласовывалось бы с направлением ветра, или тень там, где ее быть не должно.

Внезапно ветер стих, и, когда она повернулась к кладбищу, воцарилось необъяснимое затишье. Горло Фрэнсин сжалось от ужаса. Угрюмые деревья под свинцовым небом не столько оберегали надгробия, сколько нацеливались на них, как стервятники нацеливаются на падаль.

Фрэнсин отвернулась, не в силах заставить себя подойти к кладбищенской калитке. И вместо этого повернулась к рододендронам, чувствуя, что ее сердце колотится слишком быстро.

Войдя в лабиринт, чтобы больше не видеть кладбища, она повернула налево, потом направо, идя по дорожкам между плотными зелеными стенами. Ноги сами привели ее к старой каменной, одетой мхом скамейке, стоящей в центре лабиринта рядом с неработающим фонтаном. Когда-то изо рта украшающей его статуи Нептуна извергалась вода и падала в каменную чашу, полную лотосов. Но лотосы давным-давно умерли, а от бурой воды в чаше исходил запах гнили.

Фрэнсин сидела на мшистой скамейке и смотрела на Нептуна. Несмотря на царящее вокруг запустение, здесь все дышало покоем и… ощущением счастья.

В ее памяти вдруг всплыло воспоминание, яркое, как моментальный снимок. Празднование дня рождения в летний день… Рядом с фонтаном расстелена клетчатая бело-синяя скатерть… На скатерть поставлен кекс, окруженный гирляндой из хризантем. Возле него на коленях стоит Бри, такая, какой Фрэнсин никогда не помнила ее. Такая реальная, живая, вплетающая в гирлянду последнюю хризантему, а затем с нетерпением поворачивающаяся к дорожке, идущей к входу в лабиринт.

Тяжелые шаги… за пределами лабиринта. Хруст ботинок на гравии…

Фрэнсин повернула голову и прищурилась, как будто сквозь стены из рододендрона можно было разглядеть находящуюся за ним подъездную дорогу.

Бри встала, склонила голову набок и приложила к губам палец, прислушиваясь к шагам. Затем бросилась бежать, легко и уверенно, сначала налево, затем направо.

Фрэнсин последовала за ней. Теперь стены лабиринта казались ей стенами замка, за которыми таятся чудовища и феи, населяющие воображение ребенка. Бри была впереди, она стояла у входа в лабиринт, глядя на дом, казалось, светящийся в ярких лучах солнца и из-за давности какой-то размытый, словно Фрэнсин видела его сквозь мыльный пузырь.

Она вышла из лабиринта, желая во что бы то ни стало удержать это воспоминание и последовать за ним до конца. Вот Бри бежит по лужайке….

– Фрэнсин…

Фрэнсин, едва не вскрикнув от ужаса, резко повернулась, и воспоминание рассеялось, как сон. Она подавила стон досады, увидев Констейбла, идущего к ней по лужайке.

– Вы напугали меня, – осуждающе сказала Фрэнсин.

– Извините. – Он улыбнулся, и в уголках его глаз собрались веселые морщинки. – Я собирался тут кое-что взять и увидел вас. Прежде я никогда не видел, чтобы кто-нибудь стоял так неподвижно.

Она заморгала и отряхнула юбку, запачканную землей. Если не считать светских любезностей, которыми они обменивались при случайных встречах, Фрэнсин почти не разговаривала с этим малым. Она отвернулась, чтобы не смотреть ему в глаза, и уперлась взглядом в кладбище. Напрягшись, быстро бросила кусок каменной соли, который держала в руке, на ближайшую клумбу, затем взглянула на Констейбла и увидела, что тот наблюдает за ней со странным выражением лица. Его взгляд упал на мешок с каменной солью, лежащий на тачке.

Не обращая внимания на его вопросительно поднятую бровь, Фрэнсин стала ждать, что он скажет еще. Они оба смотрели на дом, и, похоже, Констейбл, как и она, не мог подыскать слова.

– Я… э-э… заметил, что ваша башня с часами немного покосилась, – начал он.

– Она находится в таком состоянии уже много лет, – ответила Фрэнсин, недовольная тем, что он посмел критиковать ее дом.

– Думаю, под ней мог просесть фундамент. – Когда Фрэнсин ничего не сказала, Констейбл кашлянул и торопливо продолжил: – И дело не только в часовой башне – у вас вот-вот обвалится крыльцо, поскольку крепления пришли в негодность, и их надо заменить. И еще лестница – ее здорово изъела сухая гниль. И этот фронтон… – Он кивком указал на него.

Фрэнсин