сам Бах-Зелевский, поскольку его раскаяние в Нюрнберге и готовность максимально сотрудничать со следствием были тесно связаны с желанием выжить. Геринг, слушая показания Баха, истерично выкрикивал в его адрес оскорбления, называя «грязной, вероломной свиньей, самым кровавым убийцей, продавшим свою душу, чтобы спасти свою вонючую шею» (Полторак, 1965: 150).

Усилиями нацистов в одной только советской Белоруссии было уничтожено более 9000 деревень со всеми жителями или их частью (Белорусские деревни…). Деревни вместе с населением стирались с лица земли также в России, Украине и советской Прибалтике. В период отступления вермахта немцы приступили к реализации политики выжженной земли. Они сжигали все населенные пункты, которые германская армия оставляла по пути на Запад, а советское население угоняли в тыл для принудительных работ, осуществляя масштабнейшее похищение человеческого ресурса. Тех, кто демонстрировал малейшее неповиновение, убивали на месте. Такая же участь ждала людей, ослабевших от многокилометровых пеших маршей, голода и болезней. Нездоровых и престарелых просто сжигали в деревенских домах. Офицер тыла РОА В. Балтиньш сообщал в Ригу полковнику В. Позднякову: «В 1944 году я приехал в деревню Морочково. Вся она была сожжена. В погребах хат расположились латышские эсэсовцы… Я спросил у одного из них – почему вокруг деревни лежат непогребенные трупы женщин, стариков и детей – сотни трупов, а также убитые лошади. Сильный трупный запах носился в воздухе. Ответ был таков: “Мы их убили, чтобы уничтожить как можно больше русских”» (Уничтожить как можно больше…, 2009: 45). Таким образом, преступления нацистов по-прежнему сохраняли явные черты геноцида.

* * *

Итак, на совещании в Вевельсбурге обсуждались самые радикальные формы предстоящей войны на Востоке, которая должна была привести к гибели от 20 до 30 млн жителей СССР. Однако, судя по всему, в историческом замке говорилось не только о сокращении числа славян: вевельсбургская встреча, возможно, стала важнейшим этапом в истории планирования Холокоста. Аргумент в пользу этого содержится в первых показаниях Бах-Зелевского, данных американской стороне. Согласно им, уже в Вевельсбурге Гиммлер откровенно анонсировал истребление евреев Европы.

«Источник заявил, что Гиммлер ознакомил их во время этой встречи с планами предстоящей кампании против России и последовательно объяснил свою точку зрения по еврейскому вопросу, закончив тем фактом, что евреи Восточной Европы вместе с евреями Центральной Европы должны быть уничтожены и это приведет к концу всего мирового еврейства…» (NARA. NM-66 7A)[35].

Если это сообщение достоверно, стало быть, решение истребить еврейский народ было принято еще до начала войны против СССР. На наш взгляд, это так. Более того, есть основания полагать, что рейхсфюрер СС не просто рассказал об этом плане своему ближайшему окружению, но и отдал в Вевельсбурге соответствующий приказ.

Как известно, поражение немецкого еврейства в правах закрепили нацистские Нюрнбергские законы о крови и расе, принятые в 1935 г. В самой Германии и по всем оккупированным территориям евреев жестоко унижали, грабили и подвергали дискриминации. Однако до вторжения в СССР их не истребляли. Холокост как целенаправленное уничтожение начался именно на советских землях.

При этом у историков нет ни одного документа, указывающего на готовое решение о судьбе советского еврейства в первые пять месяцев 1941 г. или ранее. Только 6 июня ОКВ издало военный «приказ о комиссарах», который учитывал евреев в качестве отдельной категории уничтожения, но он касался только военнопленных (NS – Archiv…).

Первые сведения о приказе, предписывающем поголовное уничтожение евреев на Востоке, дал в Нюрнберге командир айнзацгруппы D Отто Олендорф. По его свидетельству, за несколько дней до нападения на СССР в город Претцш, где происходило формирование айнзацгрупп, прибыл руководитель кадрового (Первого) управления РСХА генерал-лейтенант Бруно Штрекенбах. Он в устной форме сообщил личному составу директиву, исходившую от Гейдриха и Гиммлера (Нюрнбергский процесс…, т. 1: 672). Сам Штрекенбах якобы получил этот приказ от руководителя имперской безопасности в Берлине на специальном совещании. Показания Олендорфа подтвердили пятеро офицеров айнзацгрупп, присутствовавших на процессе: Пауль Блобель, Мартин Сандбергер, Вальтер Блюме, Густав Адольф Носске и Вальтер Клингельхефер. Однако двое, Отто Раш и Эрвин Шульц, отнесли приказ только к середине августа (Browning, 2004: 226–227).

Во время процесса в Нюрнберге считалось, что Штрекенбах погиб, однако на самом деле он попал в советский плен. Следствие по его делу в СССР длилось семь лет; эсэсовский кадровик Штрекенбах, также лично руководивший зверствами на территории Польши и в зоне ответственности 19-й латышской гренадерской дивизии войск СС, которой командовал (Симиндей, 2015: 162–169), был признан виновным в военных преступлениях и приговорен к 25 годам тюрьмы (из-за отмены смертной казни). В 1955 г. его освободили по амнистии, и вернувшийся в ФРГ Штрекенбах стал отрицать, что передавал кому-либо приказ о Холокосте накануне вторжения в СССР. Между тем ему грозило судебное разбирательство уже в Германии.

Олендорфа и Блобеля к этому моменту казнили. Клингельхефер продолжал указывать на Штрекенбаха как на передатчика приказа. Однако другие свидетели, ранее поддержавшие командира айнзацгруппы D, изменили свои показания. Двое, Сандбергер и Блюме, продолжали утверждать, что заблаговременный приказ был, но он исходил лично от Гейдриха, а не от Штрекенбаха. В свою очередь Носске присоединился к позиции Шульца, согласно которой он принял директиву о поголовном уничтожении евреев только в августе.

В конце 1950–1960-х гг. появилась возможность допросить еще несколько ключевых свидетелей. В Германии были опознаны и арестованы сразу несколько офицеров айнзацгрупп, которые скрывались под чужими именами. Рудольф Батц, Карл Егер, Альфред Фильберт и Пауль Цапп подтвердили получение заблаговременного приказа от Гейдриха (на Штрекенбаха больше никто не указал). Двое новых свидетелей придерживались августовской версии; наконец, еще двое вообще отрицали существование директивы о поголовном уничтожении еврейства (Browning, 2004: 227).

Подобная разноречивость породила в среде историков спор о том, отдавался ли приказ о Холокосте накануне вторжения в СССР или нет. Известный германский исследователь Адольф Штрайм (Streim, 1981: 74–93) ответил на этот вопрос отрицательно. По мнению Штрайма, в Нюрнберге Олендорф лукавил сам и вовлек в заговор тех офицеров, которые подтвердили его показания. Якобы это было нужно, чтобы объяснить первые убийства евреев, произошедшие уже в июне – июле 1941-го, конкретным обязывающим приказом и тем самым перенести ответственность на тех, кто его отдал и передал, в первую очередь на Штрекенбаха. «Они, – пишет Штрайм, – хотели доказать, что общий приказ об уничтожении существовал с самого начала русской кампании… В соответствии с уголовным кодексом Германии это означало осуждение как соучастника (gehilfe), а не как преступника (tater) и, таким образом, приговор не более чем к 15 годам тюрьмы вместо пожизненного заключения» (Streim. Correspondence).

Однако все же определенная новая установка по отношению