грибов.

— Значит, в этом году вы туда не ездили?

— Нет. Я там не был… ну, по меньшей мере лет пять. Говорите, кто-то назвался моим именем?

— Не совсем так. На нем был ваш бейдж.

— Хм… — Размышляя, он постучал пальцами по столу, и я обратила внимание, какие они красивые и ловкие, квадратные ногти были аккуратно подпилены. — Знаете, думаю, больница могла записать меня на конференцию. За все платят фармацевтические компании, так что им это раз плюнуть. Возможно, и бейдж на мое имя изготовили.

— А разве при их получении не проверяют документы или что-нибудь в этом роде?

— Боже, ну конечно нет! Кому захочется тайком проникать на это сборище бездельников? Хотя, похоже, кому-то все же это понадобилось.

Он откинулся на спинку стула, довольный решением загадки:

— И что же натворил этот самозванец? Дал вам какой-нибудь неподходящий медицинский совет?

— О нет! Вовсе нет. Он просто… упомянул, что у вас здесь очень хорошее родильное отделение. Я хотела повидать его, чтобы получить совет.

Тогда я еще не была беременна, но сейчас понадеялась, что вопросов не возникнет.

— Вы тоже медик? Или из фармкомпании?

— Нет, я… Я была на другом мероприятии в той же гостинице. Мы просто разговорились.

Пора было прекращать этот разговор, пока я не выдала себя, пока не оставила след, который сможет проследить Ник. Но уйти я не могла. Я продолжала биться над этой загадкой, словно мышь в лабиринте в поисках дозы дофамина.

— Доктор Холт, возможно, это тоже покажется вам странным, но мне хотелось бы знать, нет ли в вашем отделении кого-нибудь по имени Шон Салливан?

Вдруг это действительно была правда? Доктор Холт был твоим коллегой, и просто возникло недоразумение. Прости, что усомнилась в тебе.

Он снова нахмурился:

— Шон? Среди врачей я такого не знаю. И, думаю, среди персонала такого нет. Разве что в администрации. Если хотите, могу выяснить. Секундочку… — не успела я его остановить, как он вскочил и высунулся в коридор. — Джим? Не знаешь, у нас в административной группе не работает некий Шон Салливан?

Я встала. Дверь была совсем чуть-чуть приоткрыта, но в щель я увидела, что он обращается к более пожилому врачу в мятом белом халате и с покрасневшими глазами. Я сразу решила, что не хотела бы, чтобы он мной занимался. Прежде чем ответить, он откашлялся хриплым кашлем курильщика. Потом спросил:

— Ты имеешь в виду Патрика Салливана? Из финансового?

Доктор Холт посмотрел на меня. Ты сказал, что тебя зовут Шон. Еще ты сказал, что ты врач и живешь в Кенте. Я сумела выдавить:

— Не знаю. Темные волосы, очки, ярко-голубые глаза? — От одного воспоминания силы оставили меня, и я едва не осела на пол.

— Это он. — Врач-курильщик как-то странно посмотрел на меня. Голос его звучал сочувственно, но по лицу этого не было заметно. — Боже… Похоже, ты не знаешь, что с ним случилось…

Шатаясь, я подошла к двери. Нужно было ухватиться хоть за что-то, хотя бы за стену. Почему-то я сразу поняла — что бы я сейчас ни услышала, это свалит меня с ног.

Нора

В ту минуту, когда я с глубоким удовлетворением вырвала из земли длинный стебель особо назойливого сорняка, до меня донесся шум подъезжающего такси. Утром я видела в окно, как Сьюзи куда-то уезжала. Несомненно, если бы я решила с ней поговорить, она прикинулась бы, что ей просто понадобилось пройтись по магазинам. Ложь давалась ей так легко — интересно, она сама понимает, какая это редкость? Или она просто вынуждена лгать, словно загнанный в угол зверек? Она была так потрясена накануне, когда нашла в клумбе мертвого кролика. Я услышала ее визг по ту сторону дороги. В неподвижном холодном воздухе он прозвучал словно выстрел.

— Сьюзи! Что случилось? — я бросилась через дорогу, на этот раз сама не глядя по сторонам.

Трясущаяся Сьюзи показала рукой на клумбу — дурацкую штуку, сделанную в форме половины бочки.

— Это он? О боже, Нора!

Я не поняла, о чем она. Там лежало какое-то мертвое существо — ярко-алые внутренности, мех и кости. Зрелище не из приятных, но вполне привычное для сельского жителя.

Сьюзи плакала:

— Как он тут оказался? О боже! Это я виновата!

Я поняла — она решила, что это их пес. Поэтому я строго сказала:

— Сьюзи, он слишком маленький для Поппета. Погляди, это кролик или какая-то другая мелкая живность, только и всего.

— Ох… — она открыла глаза и пригляделась. — Но как это здесь оказалось?

— Наверное, лисы. Они и не на такое способны. — Сьюзи казалась мне одной из тех сентиментальных дурочек, которые подкармливают хищников вместо того, чтобы истреблять их, как положено. — Успокойся, это не Поппет. Его все еще не нашли?

Она утерла слезы рукавом кардигана.

— Нет. Не знаю, что еще можно сделать. Ник везде расклеил объявления о вознаграждении.

Он предлагал тысячу фунтов. Безумные деньги — ведь это, в конце концов, было всего лишь животное. Представляю, что сказала бы по этому поводу моя мать. Моего любимого кинг-чарльз-спаниеля она отдала на усыпление, когда счета от ветеринара перевалили за сто фунтов.

— С ним все в порядке, — подбодрила я. — Я знаю, с ним все в порядке.

Боюсь, Сьюзи мне не поверила.

Теперь я смотрела, как она расплачивается с таксистом, неловко перебирая купюры, и даже из сада мне было видно, что она трясется и тяжело дышит. Что-то произошло. Наверное, время пришло.

Я постояла немного, собираясь с духом и давая ей немного времени, чтобы взять под контроль разбушевавшиеся эмоции — запихать их на место, словно одежду в дорожную сумку. Жаль, что другие не давали мне такой возможности, когда она была мне нужна. Плохие новости на самом деле нужно сообщать так: рассказать все и уйти, оставив человека одного в темной комнате. И поставить у дверей еду, хотя человек, наверное, не станет есть. Почистить, прибраться и снова уйти в тень. Но Сьюзи, похоже, была из тех, кто реагирует иначе.

Она побежала к моему саду, скользя по мокрым, заросшим травой плиткам. Снова расстроена — интересно, чем на этот раз?

— Нора! Нора! — она тяжело дышала и едва могла говорить. — Пожалуйста! Помоги!

Я подошла к ней. Она вцепилась в мою куртку — старую вощеную куртку, когда-то принадлежавшую моему мужу.

— Что случилось? — Я старалась говорить спокойно и с долей участия, поскольку знала с младенчества: «Не устраивай сцен! Иди в дом, глупая девчонка!» Впрочем, нас все равно никто бы не услышал.

— Он умер! Нора, он погиб!