Шрифт:
Закладка:
А дальше пошел разговор даже интересный, если бы он только касался не меня. Я слушал перебранку предводителей двух групп, и ощущал что-то вроде дежавю. Вспомнилось, как один русский путешественник описывал свою первую поездку в Индию. Он собирался вместе с товарищем путешествовать то ли пешком, то ли на попутках, а ночевать в палаточке, растянутой в придорожных джунглях.
О наивный! Вначале оказалось, что джунглей никаких нет. А есть сплошная деревня, которая тянется вдоль трассы на тысячи километров. И дома там стоят стена в стену, плечом к плечу, как солдаты в строю.
Потом они где-то все-таки нашли нечто вроде рощицы, в которой и разложили свою палатку. Только разложили — прилетели две банды на мотоциклах, вначале одна, потом другая. И вся эта шпана орала вначале на путешественников, потом начали вопить друг на друга. Путешественники плохо знали язык, на котором те вопили, то ли бенгали, то ли хинди, и все, что поняли из воплей — первая группа оспаривала свое право на то, чтобы избить и ограбить этих белых лохов, вторая банда сама желала вначале ограбить, потом трахнуть, затем избить. И совершенно не собиралась учитывать желание первой группы добраться до пряных тел путешественников первыми.
Так они орали с полчаса, и вдруг появился полицейский с бамбуковой палкой — там у полицейских, в отличие от их Болливудских киношных коллег, нет никакого огнестрельного оружия. Только палки, которыми они и справляют правосудие. Полицейский разогнал обе банды, отлупив их бамбуком куда попало, а потом на смеси английского и хинди посоветовал двум белым долбоособям валить отсюда как можно быстрее, пока банды не вернулись, и не подвергли их анальной каре. За то, что те осмелились устроить привал на их территории.
У путешественников все закончилось можно сказать замечательно — они свалили и больше не мечтали ночевать в джунглях, полных диких обезьян. Но тут случай совсем другой, гораздо, гораздо худший. И мне сейчас катастрофически не хватает полицейского с бамбуковой палкой.
— Он наш!
— Нет, наш! Он оскорбил аристократа, и должен за это понести кару!
— Он колдун!
— Вот мы и накажем его за колдовство, на всю глубину нашего арстократического гнева!
— Но это официальное дело! Дело инквизиции!
— Но мы дадим вам возможно посмотреть, как глубоко и со смаком мы его караем, и позволим допросить, пока он будет визжать и просить о пощаде!
И вот так минут двадцать, и никто не спросил моего мнения — желаю ли я, чтобы меня карали и допрашивали.
Я слушал, слушал, а потом достал из кармана визитку Вараса Эгера и протянул ее инквизитору:
— Читайте. И если вы позволите себя переступить территорию моего поместья — понесете ответственность.
А затем обратился к довольному, будто кот наевшийся сметаны, «кремовому», стоявшему чуть позади своих командиров:
— Эй, господин…не знаю, как там вас. Вы что, желаете получить удовлетворение? Хотите вызвать меня на дуэль?
— Ничтожество! Да как ты смеешь⁈ Ты оскорбил аристократа, ты, простолюдин! И ты еще смеешь…
— А кто вам сказал, что я простолюдин? — расстегиваю ворот, достаю оттуда личную печать Наследника — Смотрите сюда. Видите, нет? Назовите свое имя, господин, чтобы я мог принять ваш вызов по всем правилам!
— Этого не может быть! — после трехсекундного молчания завопил кремовый — Он украл печать! Он простолюдин! Чернь!
— Господа! — обращаюсь я к двум командирам «кремового» — Подойдите, попробуйте взять в руки мою печать.
Мужчины переглянулись, посмотрели на хозяина. Тот сделал зверскую рожу, но кивнул, закусив нижнюю губу. Мужчины перебросились парой слов, и один из них подошел ко мне. Все несколько десятков человек, стоявшие вокруг, смотрели на то, как он идет со смесью…я даже не знаю, как это назвать — удивление, страх, ненависть, опасение, разочарование — здесь было все это, и даже немного больше.
— Держите — я протянул печать, висевшую на цепочке, и вложил ее в руку мужчина. Тот вздрогнул, отшатнулся, замахал кистью руки, плюнул на нее и потер, скривившись от боли.
— Точно! — мужчина посмотрел на хозяина — Она! Жжет!
И уже обращаясь ко мне, попросил:
— Господин, вы не позволите мне рассмотреть ее поближе?
Я снова протянул печать, держа ее в руке, и мужчина долго рассматривал диск, на котором значилось имя и родовой герб.
— Но ваше имя Робаг Костин! А тут…Робаг…
— Я отказался от родового имени! — перебил я собеседника, не желая, чтобы тот озвучил имя Клана — Это дело чести! Потому прошу не разглашать имя Клана!
И после двухсекундной паузы, обратился к стоявшему с каменным лицом «кремовому»:
— Ваш человек убедился в том, что я могу требовать удовлетворения моей чести от вас, господин…не знаю вашего имени. Если только вы дворянин! Не соблаговолите ли предъявить вашу печать, чтобы я мог убедиться, что имею право принять ваш вызов на дуэль? Пока что вы даже не представились, и я не могу быть уверенным, что не нарушаю правила дуэльного кодекса.
«Кремовый» расстегнул верхнюю пуговицу мундира, достал оттуда печать, показал мне и представился:
— Дорус, Первый Наследник Клана Эддельдар. Итак, господин…Робаг, вы являетесь дворянином. Хорошо. Тогда я вызываю вас на дуэль. До смерти. Они состоится через три дня, в полдень, на дуэльной площадке возле Дворца Правосудия. Какое оружие вы выбираете? Мечи, кинжалы, копье?
Мне ужасно хотелось сказать: «Мясорубки! И проигравший перекручивает соперника в фарш!» — но я этого не сказал.
— Меч — ответил я, и сопровождающие этого пижона бойцы заулыбались. Мда…похоже что я промахнулся. Этот типус скорее всего был мастером фехтования. Надо было требовать, чтобы мы дрались голыми кулаками. Так у меня больше шансов. Уж чего-чего, а кулаками я дрался, и не раз. Навалять этому ферту, и пусть себе катится, куда глаза глядят. Убивать его у меня нет никакого желания. Восстановить против себя могущественный Клан — что может быть хуже?
— Ах да…забыл! — Дорус ехидно улыбнулся — Господин Костин может быть не в курсе, но использование магии во время поединка приравнивается к государственному преступлению. Только чистый бой, только ловкость и сила.
— Хорошо — киваю я, хотя мне совсем не хорошо — Присылайте ваших официальных представителей с вызовом. Чтобы все было оформлено как полагается и ко мне не было никаких претензий. Вопрос исчерпан?
— Да — усмехнулся Дорус — Оставлю вас разбираться с этими господами. Надеюсь, к нашей встрече вы будете в порядке.
— Буду — киваю я, и обращаясь к инквизитору, стоявшему и слушавшему наш разговор с совершенно мрачной рожей, жестко и холодно говорю:
— Господин, не назвавший свое имя! Чтобы произвести следственные действия в отношении моей персоны, вам вначале надлежит получить разрешение Совета, ибо я дворянин. Без его ведома вы не имеете права меня задерживать, и предъявлять обвинение. И тем более — допрашивать о чем либо. Ваше право — подать жалобу, например — тому человеку, имя которого указано на этой визитке. Но если кто-то сейчас посмеет ко мне хотя бы прикоснуться, он будет отвечать перед Советом, и самим Императором, как простолюдин, покусившийся на честь дворянина. И я имею право убить любого, кто это сделает. Визитку сюда! Быстро!
Я протянул руку ладонью вверх, инквизитор положил на мою ладонь визитку, развернулся, и пошел к повозке, в которой легко было узнать здешний вариант «воронка» — квадратный вагончик с зарешеченными окнами. За ним пошли еще четверо, видимо люди инквизиции, и на месте остались только брат догнивающего мясника, да стражники, растерянно оглядывающиеся по сторонам, будто отыскивающие место, где бы им лучше укрыться. Оно и понятно — нахрена простым людям встревать в дела небожителей? Ну…типа как крестьяне старой Японии вдруг полезли в дела самураев. Что было бы? Да им просто смахнули бы головы и пошли дальше, беседовать о цветках сакуры, и том, каким ножом лучше всего делать сэппуку. Не тот уровень!
— Иди-ка сюда! — я указал на лейтенанта стражи — Иди, иди…на пару слов.
Стражник медленно, но решительно подошел ко мне и уставился мне в глаза ненавидящим взглядом.
— Что хотел…господин? Чего нужно?
— В глаза тебе посмотреть… — медленно, тяжело сказал я, и губы мужчины дрогнули — Это ведь ты убил мужа Марины, так? Отвечай!
Я ударил его с такой силой, что даже затошнило. Нет, не кулаком,
