плюхается в стулья,

забывает пыль за мебелью.

К дому моему она равнодушна.

Я же всех их знаю,

этих в-Москве-Москвы-ищущих:

дом для них – метро ответвление,

маленькая отдельная остановка, где можно

поесть, помыться и поспать.

Они только за близость к метро

дом и любят.

Но разве это любовь?

Я подумала: спокойно, Буйка.

И успокоилась.

Только ты домолюбишь,

и нету твоей домолюбви сильней.

4.

В карантин мы засели вместе.

Жиличка как всегда

в восемь встанет,

сметаны нежирной покушает,

кофия пригубит, три своих волосинки зачешет,

рубашечку наденет.

Компьютер пожмякивает,

в компьютер говорит и смотрит

или в телефон наладонный.

Кощеистая, плечи квадратиком,

щёки вьямистые.

Это некоторые хозяева

с людских столов кормятся.

А я если с ейного питаться буду,

то всю красоту растеряю.

Буйка-то запасливая: крыс засушила,

воробьёв, голубей навялила,

моль засолила,

мух ещё с того лета засахарила.

Домоработаю себе,

плесень с пылью заговариваю,

по углам и стенам плюю,

клещей домашних

из мебели выкусываю,

мо́лек в кармашек собираю.

Ну и от чумы дверь заговариваю.

Раз в день долгой песней,

а после каждого почтальона в маске,

что ей продукты приносит,

ещё по разу заговором проходиться

приходится.

Раз в неделю мы, девятиэтажкины домовые,

родные и неродные,

все, кто остался,

морды полотенцами завязываем

и идём заговаривать вместе

этажи, лифт и подъездную дверь.

У нас в общедоме, тьфу-тьфу, чумы не знают.

И вот что-то у жилички поломалось-треснуло:

перестала просыпаться в восемь,

после кофия надевать рубашечку,

причёсывать три волосинки, смотреть, говорить,

в компьютер или телефон наладонный.

В одиннадцать-двенадцать очи теперь открывает,

пижамы не переодевает,

хлеба пожуёт, кофием запьёт, ляжет.

Компьютер вяло пожмякивает.

Смотрит туда.

Она ему теперь ничего не говорит,

он ей только рассказывает и показывает.

Ой-ой, Буйка, будешь скоро безжиличная!

У нас в общедоме уже таких четверо,

Москва из Москвы потерялась,

и съёмные к себе поехали.

Но кощеистая не поехала.

Она долго лежала,

боков насобирала

и вот однажды утром как встанет

и как давай ходить по моим комнатам,

давай стены обсматривать,

мебеля́ дрыгать.

Я за ней шагаю-слежу,

хвостом подёргиваю.

Пожмякала бывшекощеистая компьютер,

назвала других почтальонов,

наприносили они всего,

я только дверь заговаривать и успеваю

(не еда, пахнет чужим и новым,

плохо – пластмассово и химически).

А заговор – это не воробья сжевать,

я у себя в кладовке уложилась спать.

У меня там ковёр с оленем,

перина пернатая,

одеяло из шёрстки,

осколок фарфоровой тарелки с тюльпаном,

ежедневник, исписанный адресами чьих-то

любимых домов,

венчик красивый, степлер тоже красивый,

для волос резинки, щётка расчёсывательная,

три юбки (две исподних), три рубашки, свитер на молнии,

бусины из ореховой скорлупы и рычажки от алюминиевых банок,

пакеты пластиковые с разными красивыми рисунками шурш-шурш,

тапки зимние, тапки летние, тапки осенние,

на мне весенние,

носки шерстяные с дырой на правом, носки обычные с дырой, где большие пальцы,

и ещё несколько приятных родных вещей.

Еду храню не тут, а под ванной и в вентиляции,

иногда приношу мышей пожевать

или моль похрустеть,

но нечасто, а то крошки

из хвостов и крыльев.

Мне снились сказки,

я проснулась от запаха краски:

в гостиной жиличка

сдвинула мебель в угол, застелила полы плёнкой

и мазала стены цветом черничного варенья.

Я натянула на морду полотенце,

подошла, посмотрела —

вроде ничего,

вроде ничего.

Но на всякий случай сотворила маленький

заговор,

чтобы цвет ровнее улёгся.

Следующего утра жиличка мыла лоджию.

Я перечесалась, начала заплетаться,

сколько кос сегодня делать Буйке?

Начала, значит, бывшекощеистая

влюбляться в мой дом.

Дура-гамаюн каркала с антенны:

вернутся ли в Москву домовые?

Гостиная выдохнула, высохла,

жиличка принялась возвращать мебель

обратно.

Она толкает, Буйка ей незаметно помогает —

я сильная, легко приподнимаю,

ловко толкаю.

Та только удивляется,

как быстро получается

и красиво.

У бывшекощеистой ещё силы остались,

глядит, что бы ещё с моим домом поделать.

У меня мышечный кулёк серый забился,

вижу-вижу, куда она смотрит.

И двинулась на мою кладовочку,

и зашла в мою кладовочку,