От великих князей до крестьян возмущение и дикие опасения охватили всю Россию. В начале ноября 1916 г. великий князь Николай Михайлович писал Государю:

Вы неоднократно подтверждали свое намерение довести войну до победного конца. Как вы думаете, возможно ли это в нынешнем состоянии страны? Вы знаете реальное положение дел в приграничных губерниях и во внутренних районах? Поверьте мне, когда я призываю вас стряхнуть с себя паутину, в которую вы запутались, я делаю это только потому, что надеюсь и верю, что тем самым вы сможете спасти свой трон и нашу любимую страну от непоправимой беды.

Под «паутиной» великий князь имел в виду Александру Федоровну и клику Распутина.

Опасаясь, что безумие Алисы, как звали Александру Федоровну в императорской семье, повлечет за собой гибель всей династии, великий князь Дмитрий Павлович принял участие в убийстве Распутина. Зимой 1916 года Дума, хотя и не будучи еще революционной, заговорила революционным языком. В своей знаменитой речи Милюков открыто обрушился на правительство Штюрмера и прямо спросил: «Неужели эта страна действительно находится в руках предателей?» Буржуазная Россия выдвинула требование ответственного перед Думой правительства. Но и в этом требовании Дума отставала. В то время как страна в целом присоединилась к требованию радикальных конституционных реформ, прогрессивный блок в Думе (большинство) во главе с Милюковым, Шидловским и Шульгиным все еще придерживался расплывчатого лозунга о «министерстве общественного доверия».

Тело Распутина, извлеченное из проруби. Декабрь 1916

К декабрю 1916 г. между Думой и теми организациями, которые более всего походили на нее по политическому тону и социальному статусу, такими как Земгор, возникла заметная разница во мнениях.

«По мере того, как страна сознавала общий распад, — говорил Ефремов, лидер партии прогрессистов, 27 февраля 1917 г., — она теряла веру в правительство и приобретала веру в Думу. Однако сейчас все более усиливается тенденция отодвигать Думу в сторону и решать народные затруднения более радикальным путем. Страна вскоре покажет свое недовольство, и упрямая недальновидность властей, кажется, намерена привести ее к выводу о невозможности получить парламентским путем правительство, ответственное перед народом.»

Буржуазия теряла веру в Думу, но более демократические и радикальные круги никогда не смотрели на нее как на непогрешимого проводника, хотя месяцами пытались склонить ее к участию в борьбе за спасение страны. В ноябре 1916 г. опасность для страны стала настолько очевидной, что все, у кого была хоть капля патриотизма, уже стали революционерами. В декабре вся Россия бессознательно принимала революционные методы против правительства. Как я сказал думскому большинству: «Как Мольер, который не знал, когда говорил прозой, вы отвергаете революцию, а говорите и ведете себя как революционеры». Когда Штюрмер попытался подлить масла в мутную воду, объявив Думе новость о том, что союзники согласились отдать Константинополь России по окончании войны, даже самые империалистически настроенные люди почувствовали себя неловко, читая напыщенную правительственную декларацию, имевшую так мало информации. отношения к реальному положению вещей.

В общем, явное несоответствие между действительным положением России и бесконечным повторением хвастливыми чиновниками своей бестактной фразы о полной победе над Германией и исторической миссии России в отношении Турции приводило в бешенство измученные массы.

Новый 1917 г. застал Россию в состоянии нарастающей анархии. Кое-кто все еще лелеял надежду, что старое правительство в предпоследний час одумается или, по крайней мере, осознает нависшую над ним смертельную опасность и пойдет на уступки требованиям нации. Корона, или, вернее, те влиятельные силы, которые стояли за Александрой Федоровной, тем временем открыто взяли на себя бразды правления, разбив эту надежду рядом новых реакционных мер. Щегловитов, ненавидимый всей Россией, был назначен председателем Госсовета Империи, к которому присоединился и ряд других отъявленных реакционеров. Было образовано новое министерство с Протопоповым в качестве его центральной фигуры и Голицыным, который сам был очень удивлен назначением, в качестве премьера. Протопопов был в то время самым ненавистным человеком в России, так что нетрудно вообразить, какой эффект возымело это назначение.

В сентябре 1916 г. Протопопов, бывший член и бывший товарищ председателя Думы, воспользовался помощью Распутина, чтобы пробиться в министерство внутренних дел. Его назначение, по убеждению многих, было подкреплено определенными финансовыми интересами в окружении Распутина с целью скорейшего прекращения войны, даже ценой сепаратного мира. Именно на него снизошла мантия Распутина после убийства последнего.

Таким образом, власти ответили на потребность страны в народном служении, вновь прибегнув к помощи распутинской клики. Зажав удила, правительство во весь опор бросилось на столкновение с народом. В том, что он готовится к столкновению, больше не было никаких сомнений. Забастовки разжигались правительственными агентами, и часто забастовщики вступали в бой с полицией. Секретные планы были разработаны Протопоповым в сотрудничестве с генералом Курловым, одним из самых ненавистных полицейских чиновников, для «умиротворения» Петрограда, планы, предполагающие массовое кровопролитие.

Департамент полиции рьяно провоцировал беспорядки среди населения. Как это ни невероятно, но военная цензура по приказу Министерства внутренних дел запретила публикацию в петроградской печати следующего воззвания трудовой секции Военно-промышленного комитета:

Товарищи! Рабочие Петрограда! Мы считаем своим долгом просить вас немедленно возобновить работу. Труд, сознающий свою ответственность в данный момент, не должен ослаблять свои силы такими забастовками. В интересах рабочего класса вы должны вернуться на свои заводы.

Несмотря на то, что на военных заводах шла большая забастовка, публикация этого воззвания была запрещена.

С дьявольским упорством Департамент полиции, руководимый Курловым, взялся за уничтожение всех демократических организаций, стоявших на защите страны, и за то, чтобы толкнуть массы в объятия пораженчески-большевистских агитаторов, усердно распространявших свою пропаганду среди поднявшихся рабочих и солдат. В январе был арестован почти весь трудовой коллектив Центрального военно-промышленного комитета. Эта группа была оплотом национальной обороны в мире труда и подвергалась яростным атакам большевиков и пораженцев. Одновременно правительство приступило к демобилизации рабочих секций провинциальных военно-промышленных комитетов. Конференция в Москве различных независимых организаций, призванных рассмотреть продовольственную проблему, была запрещена, хотя многие города и поселки находились на грани голодной смерти. Даже торгово-финансовое совещание, созванное в Москве, было подавлено. Центральный орган кооперативов, снабжавших армию и города продовольствием, был распущен, а его члены привлечены к уголовной ответственности.

Одним словом, правительство принялось уничтожать все, что могло предотвратить восстание, а между тем разрабатывало планы подавления беспорядков в Петрограде пулеметами. Девиз, приписываемый Министерству внутренних дел, — «через анархию к сепаратному миру» — успешно претворялся в жизнь.

Должен, однако, сказать, что Николай II не имел ко всему этому никакого отношения. Правительство просто готовилось поставить