Когда семья переехала в Ла-Пас, ему вот-вот должно было исполниться пятнадцать, а еще через несколько недель он поступил в лицей департамента Антьокия. Дорога туда занимала полчаса на автобусе. Учился он во вторую смену, а вечерами в кафе «Игуана» встречался с друзьями. Братья Торо, братья Майя, Распутин и Родригито – с ними он пил красное вино, спорил и записывал из этих споров самое интересное.

Компания была дружной настолько, что вскоре превратилась в настоящий скаутский отряд. Парни зарабатывали деньги уличными танцевальными представлениями, стригли газоны по субботам, а по воскресеньям выбирались на ближайшую гору «в поход». В кинотеатре «Колумбия» городка Энвигадо они тоже стали завсегдатаями и два-три раза в неделю бегали туда смотреть фильмы о Джеймсе Бонде, вестерны и мексиканские киноленты. Они постоянно подтрунивали друг над другом, но не настолько, чтобы можно было поссориться. Отец тогда поставил лишь одно условие: не называть его карликом и коротышкой. Он бесился, ощущая себя самым низкорослым, и всегда мечтал быть выше своих 167 сантиметров.

Затем в жизнь друзей ворвалась политика. Мальчишки, и мой отец не меньше прочих, были достаточно осведомлены о революции Фиделя Кастро на Кубе и убийстве Патриса Лумумбы, лидера конголезских антиколониалистов, в январе 1961 года. Особенно отец заинтересовался историей жизни последнего и какое-то время постоянно ссылался в разговорах на его поступки, решения и личные качества.

Мировые потрясения в Колумбии обернулись уличными протестами; по большей части на улицы вышли студенты университетов. Отец был на одной из таких демонстраций, организованной Университетом Антьокии, и той же ночью, встретившись с друзьями в кафе, сказал: «Однажды и я устрою революцию, но свою и для себя!» Он был в такой ярости из-за того, как полиция расправлялась со студенческими протестами, что каждый раз, когда по району проезжала полицейская машина, он бросал в нее камни и называл полицейских не иначе как «гребаными свиньями».

Все больше времени он проводил с кузеном Густаво, поскольку теперь они учились в одной школе. Роберто тем временем полностью посвятил себя велогонкам и участвовал в национальных соревнованиях. Он даже совершил пару удачных заездов в Италии и Коста-Рике. Однако выигрыши дяди не покрывали расходов, пришлось найти спонсора – им стал магазин электроники «Братья Мора».

Впоследствии отец избегал разговоров об этом, но за время, когда мы вынуждены были скрываться, он рассказал кое-что и о том, как началась его криминальная карьера. По большому счету, ключевым был день, когда он узнал, как подделать выпускной диплом лицея, в котором учился.

Чтобы это провернуть, они с Густаво раздобыли ключи от учительской и тайком сделали слепок в пластилиновой форме. После этого было уже проще выкрасть бланки дипломов с печатями школы и сделать копии этих печатей. Напоследок друзья научились подделывать почерк учителей: нужно было выставлять итоговые оценки и ставить подписи. Таким образом десятки молодых людей окончили лицей департамента Антьокия, ни дня в нем не проучившись.

Ключам от учительской нашлось и еще одно применение: какое-то время отец с Густаво продавали соученикам ответы на тесты по сложным предметам вроде математики и химии. Но когда слишком многие ученики стали постоянно получать высокие оценки, школьная администрация что-то заподозрила и поменяла тесты.

ТЕМ НЕ МЕНЕЕ, В КОШЕЛЬКЕ ПАБЛО ЭСКОБАРА ПРИБАВИЛОСЬ ДЕНЕГ, И ЭТО ПОБУДИЛО ЕГО ПРОДОЛЖАТЬ «МАЛЕНЬКИЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ».

Примерно в то же время отец и Густаво начали воровать апельсины из сада усадьбы в нескольких кварталах от района Ла-Пас, известной в округе как «поместье черных», и продавали их на рынке. Иногда они заходили в магазинчик в верхней части района и как бы нечаянно спотыкались о прилавок с апельсинами. Фрукты падали, катились вниз по склону, а там уже мальчишки их подбирали и продавали ночью владельцу того самого магазина.

Тогда же начала разрастаться и отцовская коллекция журналов. Он просил соседских детей тайком приносить ему купленные и позабытые родителями выпуски и в итоге получал самые свежие в округе. Он был так хорош в искусстве убеждать, что ухитрялся сдавать журналы соседям в аренду на выходные.

Постепенно компания становилась все смелее. Однажды они даже угнали «Кадиллак» епископа Медельинского, когда тот приехал на церемонию закладки фундамента в их районе: один из парней, студент технического училища, мог завести автомобиль без ключей. Однако, накатавшись по окрестным деревням, они вернулись к самой настоящей полицейской операции – епископ обнаружил пропажу. В итоге, чтобы уйти незамеченными, они бросили «Кадиллак» где-то на дороге в Энвигадо, между районами Эль-Дорадо и Ла-Пас.

На деньги, накопленные в этот период, Пабло купил серый мотороллер Vespa, который сделал его любимцем большинства девушек района. Они вдруг увидели в нем романтичного, общительного и внимательного кавалера, пусть даже и не слишком хорошо одетого (отцу было все равно, сочеталась ли одежда между собой, не говоря уже о привычке носить рубашки навыпуск и закатывать рукава). Иногда он появлялся на улицах в белом шерстяном пончо, похожем на то, в котором годы спустя прибыл в тюрьму Ла-Катедраль.

И мотороллеру, и девушкам отец уделял много времени и внимания, но денег ему по-прежнему не хватало, так что у него было всего четыре рубашки, две пары джинсов и пара мокасин. В этот период Пабло усвоил четыре привычки, которые сохранил до конца жизни.

Во-первых, он всегда оставлял рубашку расстегнутой до середины груди. Не выше, не ниже. Забавно, что за прошедшие годы я видел десятки фотографий отца, и на всех без исключения его рубашка расстегнута именно так.

Во-вторых, он всегда стригся сам. Отец не любил парикмахеров и поэтому просто подравнивал себе волосы ножницами на глазок. Отступил от этого правила он лишь пару раз, позволив моей матери подстричь себя, но даже она не смогла уговорить отца сходить к мастеру.

В-третьих, он признавал только один тип расчесок – небольшой черепаховый гребешок, который всегда держал в нагрудном кармане рубашки. Пожалуй, потребность укладывать волосы не меньше десятка раз за день была одним из немногих проявлений его тщеславия, и я не преувеличиваю. Много лет спустя, в пору богатства и избытка, отец даже приказал, чтоб ему привезли пятьсот черепаховых гребешков из США.

А в‐четвертых, он всегда подолгу мылся. Невообразимо долго. Отец учился во вторую смену, поэтому привык допоздна засиживаться с друзьями и просыпаться где-то к десяти утра. В душе после этого он проводил чуть ли не по три часа. Его распорядок дня не изменился даже в самый сложный период, когда мы постоянно скрывались и прятались.