Шрифт:
Закладка:
Скотина. Но почему мне кажется, что это никакая не попытка унизить, он ищет предлог, чтобы сорваться. Борется с самим собой, но пока проигрывает. При таком плачевном раскладе, чем показывать собственный гонор, рискуя угодить под горячую руку, благоразумней выполнить приказ. И чем скорее, тем лучше.
– Это всё? – недовольно вскидываю бровь, отправив пачку в мусорный пакет.
Щелчок зажигалки, сопровождаемый едким запахом вишнёвого дыма, недвусмысленно выказывает всю абсурдность надежды на ответ. Оно и к лучшему, не одному Золотарёву сложно обуздать свой норов.
В полной тишине отворачиваюсь к плите. Наливаю в чашку немного заварки, бросаю ложку сахара, добавляю кипяток. Рассудив, что вечно стоять спиной к супругу не выйдет, сажусь за противоположный конец стола и с максимальным безразличием грею руки о накалённый чаем фарфор. Пить даже не пытаюсь, под его прожигающим взглядом мне вряд ли глоток в горло прольётся. Так и сидим: я – со стороны окна, отчаянно изображая равнодушие, а Драгош в тени у самой двери, неторопливо докуривая сигарету.
Изредка в пронзительном прищуре карих глаз мелькает непонятное выражение, жуткое до чёртиков – невольно оживляющее подробности прошлой ночи. И в голове одна мысль: успел ли он? Вернее, могла ли я вчера забеременеть? Наверняка стоит родить ему сына, как он отберёт нашего малыша, а мне даст смачного пинка под зад. Мою кровинушку будет воспитывать какая-нибудь настоящая, а главное незапятнанная цыганочка.
Сейчас прям! Шиш ему, а не наследник.
Ну почему я раньше не интересовалась тем, как нужно предохраняться? Может, ещё не поздно поспрашивать аптекаршу, вряд ли этот тиран ограничиться одним разом.
При мысли о возможной близости вся кровь отливает от лица. Перехватив мой испуганный взгляд, Драгош чему-то по-волчьи ухмыляется и, зловеще хрустнув шеей, с обманчивой расслабленностью откидывается на спинку стула.
– А знаешь, плесни-ка коньяка.
Желание огреть его пузатой бутылкой становится практически невыносимым, но я каким-то чудом сдерживаюсь. Подаю требуемое, посильно изображая радушную улыбку.
– Что-то ещё? Обед, вернее ужин, разогреть?
– Я сыт, – подавшись вперёд, Драгош внимательно щурит глаза. – Лучше расскажи, какие планы на завтра.
Перемирие? Что-то верится с натяжкой.
– Мне к маме нужно, – бормочу неуверенно, понимая всю нелепость опрашиваться в такой неподходящий момент, однако упрямо сжимая ладонями чашку, продолжаю: – Отпустишь?
– И что, прям сильно-сильно нужно? – отзывается он хрипло, превращая в крошку зажатый меж пальцами окурок.
Хмуро проследив за тем, как прямо на лакированную столешницу опадают крупицы пепла и табака, в сердцах опускаю чашку, а следом стучу ладонями по мокрому столу.
– У неё больное сердце!
Ну ладно, причина не только в здоровье Нанэки, но и в желании доказать-таки Заре, что я не пустое место, как она выразилась. Жаль только, что Драгош с ней, кажется, солидарен.
– Да неужели? – цедит он, сжимая руку в кулак. И если я бы могла оправдать издёвку, то такой неприкрытой ярости мне точно не понять.
– Да кому я рассказываю! Ты же удавишься, но не отпустишь.
– Отпущу, – так же зло огрызается Драгош, в два глотка опорожняя содержимое стакана. Встаёт порывисто, с грохотом опрокидывая стул и уже в дверях бросает сухое: – Ложись без меня.
Замечательно! Не то, чтобы я ожидала верности, но вариантов где может провести ночь молодой, видный, а главное обеспеченный парень не так уж и много. Вряд ли Золотарёв завалится в отчий дом, мешать родителям собирать чемоданы. Зато мне к родной матери, чуть ли не на коленях отпрашиваться нужно... ладно, не родной, но всё же! Душит его вседозволенность.
Драгош явился только под утро. Трезвый как стёклышко, в мятом джемпере и не менее жеваных джинсах. Анна его бы в таком виде из дома не выпустила, для родителей мы всегда несмышленые дети, сколько бы нам ни было лет. Значит, в родных пенатах он тоже не показывался. Гадать о том, где всю ночь прошлялся мой благоверный, пока я ворочалась от бессонницы и леденящего воя его псов не приходится – пара длинных платиновых волос на штанине и закатанных по локоть рукавах говорят сами за себя. Кобелина.
– Что такое, птичка, ты чем-то недовольна? – следует насмешливый вопрос, на который мы оба знаем ответ: Да, недовольна и да – это исключительно мои проблемы. Безбожник Драгош виртуозно играет на нервах, демонстративно попирая мои гордость и достоинство вопиющим произволом, но именно я, не выдержав его вызывающего взгляда, опускаю голову, признавая свою вину.
Уверенными шагами обогнув накрытый стол, он оттесняет меня к окну, ступает медленно как по канату, проверяя на прочность моё терпение. Нельзя срываться, помню, что нельзя. Внутри всё на части рвёт от несправедливости, но повода забрать назад свое разрешение я не дам. Потому что дома нужно показаться непременно. Не столько ради Нанэки, как бы низко то не звучало, сколько ради Зары. Ради того, чтобы утереть паршивке нос. Её обидные насмешки почему-то жалят едва ли не больнее грубости мужа.
"Никто мне позволит... Я для него пустое место... Не смогу упросить...".
Как же! Шутка ли, пренебречь единственной возможностью поквитаться с ней за годы унижений. Дома Золотарёв может хоть убивать – один чёрт для Зары наш брак будет самым счастливым. Да, возможно я и дочь шлюхи, но в том хотя бы нет моей вины, а вот сестрица, сполна заплатит за бесконечные козни и унижения.
– А что у нас на завтрак? Я готов умять слона, – Драгош едва заметно ведёт уголком губ, ирочно ухмыляясь каким-то своим мыслям. Ещё б он аппетит не нагулял, всю ночь, небось, отжимался. "Спортом" разит похлеще, чем в тот первый раз у Пашки в машине.
Кажется, даже его дыхание несёт животной сытой похотью с едкой раздражающей примесью женских духов.
– Я не знала, что ты любишь, поэтому...
– Поэтому поставила на стол букет вербы, – заканчивает Драгош, приперев меня к стене. – Скажи, я похож на козла?
– Нет.
– Нет, – сжав мою руку, он проводит ею по своим скулам, царапая ладонь свежей щетиной. – И мне так кажется. Ни бороды, ни копыт. Может, я что-то упускаю? – горячие губы обжигают кожу на запястье, разбирая на атомы жалкие остатки былого самообладания. – Например, рога? Что скажешь, Рада?
– Скажу, что тебе нужно проспаться, – вариант показаться психиатру решено придержать при себе. Я всё ещё не теряю надежды уделать Зару.
Но вся моя решимость разваливается по мере принудительного движения собственной руки по его грудной клетке и ниже, вдоль напрягшегося под джемпером пресса к пряжке ремня. От мысли, что его одежда, весь он с ног до головы, а теперь и моя ладонь пропитаны запахом другой женщины, накатывают спазмы отвращения. Однако попытка вырваться лишь ухудшает положение: теперь обе моих кисти заведены за спину, а Драгош резко берёт меня двумя пальцами за подбородок.
