Шрифт:
Закладка:
Никогда не чувствовал ничего приятнее в жизни.
Обычно просыпаться после этого сна было худшей из мук. Мой личный самый гадкий вид пробуждения.
Но в этот раз я очнулся не от привычного внутреннего толчка, высадки на грешную землю, а от стона. Женского, грудного, слишком отчаянного, чтобы быть сном.
* * *
– Аглая? – После сна быстро сфокусироваться не удалось. Я вначале почувствовал под собой женское тело и уже потом понял, кто это.
Вместо ответа в темноте со вздохом поднялась и опустилась обнаженная грудь. В лунном свете я смог рассмотреть лишь острые вершинки и задранную до самой шеи ночную сорочку. Совершенная картина. Только оставалось не понятным, как я ее заслужил.
– Что ты здесь делаешь? – прохрипел севшим голосом.
Вопрос, наверное, был неправильным. Даже не наверное, а точно! Возмездие последовало незамедлительно. Стоило закончить фразу, расслабленное тело подо мной напряглось, глаза странно блеснули и меня толчком опрокинули на спину.
– Боже... Дура... Какая я дура!
Аглая рванула с кровати с такой скоростью, будто увидела ту самую мертвую крысу из отеля. Я чудом успел перехватить ее за руку, но вот удержать не смог.
– Не смей ко мне прикасаться!
Возможно, показалось, но эти слова она произнесла со всхлипом, словно вот-вот готова была зарыдать.
– Аглая, подожди!
Как слепой котенок, я принялся махать в темноте руками, пытаясь вновь достать ее. Но всего за миг Аглая отшатнулась от меня до стенки.
– Не трогай! – прорычала уже со злостью.
– Ты можешь объяснить, что случилось?
Не глядя, я хлопнул по кнопке ночника и прыжком слетел с матраса. Пока кое-кто не сбежал, нужно было выяснить, что здесь произошло.
План был хорош, но, не позволив приблизиться к себе и на полметра, Аглая выставила вперед руки.
– Не надо... Пожалуйста, – она тяжело сглотнула. – Это я виновата. Я неправильно поняла. Ты стонал. Очень громко. Болезненно. Я подумала, что тебе плохо. Зашла сюда, а ты...
Словно из нее вытянули все силы, руки моей мышки плетьми повисли вдоль тела, голова опустилась, и лишь пальцы, как у настоящего бойца, сжались в кулаки.
– А я затянул тебя в кровать... – фразу я завершил за нее сам. Голову над этим ломать не пришлось. Пальцы еще помнили прикосновение к нежной коже. Кое-что другое, в пижамных штанах, тоже помнило. Довольно болезненно.
– Идиотка. Зачем я вообще согласилась жить с тобой под одной крышей?!
Аглая, казалось, даже ниже стала. Совсем девочка. В короткой ночной сорочке, обычной, без кружев и бантиков. Со спутанными волосами. Босая... От одного только ее вида хотелось врезать себе по лицу. Хорошенько, чтобы отлетел от нее подальше и не смел прикасаться.
Жаль, ударить так не получилось бы при всем желании.
– Прости.
Преграды между нами больше не было. Я качнулся вперед. Быстрым поцелуем коснулся лба, горячего, как в лихорадке.
– Не нужно... – Словно сделал больно, Аглая отвернулась.
– Прости меня. – Взяв за подбородок, повернул ее снова лицом к себе. – Это был сон. Просто сон. Иногда мне снится... всякое. Надо было оттолкнуть или ударить посильнее. Без жалости.
Мой взгляд против воли спустился к ее зацелованным подпухшим губам. Затем скользнул ниже – к шее, на которой уже виднелось красное пятно, к краю ночной сорочки, за которой часто поднималась упругая грудь.
Кончиками пальцев прошелся по руке. Едва касаясь, чувствуя дрожь.
Не дрожат так от страха или злости. Ту дрожь я знал. Ее невозможно спутать ни с чем, как невозможно и забыть. Дрожь Аглаи была совсем другой.
Мою мышку колотило не от ужаса или ярости. Она тряслась от желания! Такого же, с каким я боролся постоянно. Такого, из-за которого она позволила оставить на себе засос, не оттолкнула и не ударила.
Среди нас двоих был идиот, но точно не эта сладкая девочка.
– Пожалуйста, прости.
От открытия меня обдало таким жаром, что во рту все пересохло. Упрямая мышка, которой я так бредил, пришла сама. Захотела спасти. Поддалась...
Мысли о сне отошли куда-то далеко, на самую границу сознания. Не было здесь больше никаких призраков прошлого. В голове и перед глазами осталась одна она, девочка моя испуганная.
Ну как можно было её отпустить? Как позволить сбежать опять?
Я не мог. Ничего из того, что просила, не мог.
Вместо того чтобы дать свободу, перехватил узкие запястья. Распял собственным телом на стене. Дорожкой поцелуев спустился по лицу от виска к губам и, словно загибающийся от жажды, припал к сладкому рту.
Ничего в этом не было похожего на поцелуи с другими. Одержимость, от которой внутри все рвалось на клочки. Потребность вместо удовольствия.
Я даже сказать ничего не мог кроме дурацкого «прости». Лишь целовать. Насильно, жадно. Пить ее как лекарство. Со стонами, солеными каплями на щеках. Долго. Мучительно. До одури...
...до звонкой и болезненной, как ожог, пощечины.
– Пусти меня! Не прикасайся! – Аглая вырвалась.
Со всей силы кулаками замолотила по моей груди.
– Хватит! Не знаю, кто тебе снился, но возвращайся к ней. Закрывай глаза, и вперед! Без меня, – прокричала так громко, как кричала лишь в офисе.
– Аглая, прошу, успокойся.
Я попытался снова перехватить ее, сдержать. Но куда там! Девочка сражалась за себя без жалости. Как сам учил минуту назад.
– Я спокойна. Я очень спокойна. – Она подбежала к двери. Открыла её. И уже за порогом произнесла: – А утром соберу чемоданы и съеду туда, где будет совсем спокойно.
После этих слов, словно финальная точка в разговоре, громко хлопнула дверь. Из коридора не донеслось ни звука. А спустя несколько минут я услышал, как с причитаниями и проклятиями поворачивается ключ в замке соседней двери.
Никогда Аглая раньше не запиралась на замок. Даже после нашего первого поцелуя в коридоре, когда только привел в свой дом. Не было между нами преград, не звучали в этой квартире крики. Но я уже знал заранее, что дальше молчать и прятаться не сможет никто.
* * *
Фраза «Утро добрым не бывает» сегодня была не про меня. Впервые за пять лет после сна о Насте меня не выкручивало мясом наружу и не хотелось послать весь мир к черту. Скорее, все происходило наоборот. От вида хмурого сонного лица помощницы уголки губ сами растягивались в стороны. А её жуткий брючный костюм так и пророчил жаркие сборы на работу.
Как Аглая и обещала, чемодан с вещами перекочевал из гостевой спальни в коридор. Будто памятник, он простоял там до самого нашего отъезда. Пережил два урагана со сменой гардероба. Получил удар в бок во время последней битвы против балахонистого платья. И, как раненый солдат, был эвакуирован с поля боя назад в гостевую спальню.