Шрифт:
Закладка:
По Я. С. Друскиву, Бог абсолютно ответственен. Но Он и абсолютно безответственен, потому что Ему не перед кем отвечать за дела Свои. И потому Он безгрешен и абсолютно свободен. И Он возложил на меня Свою абсолютную безответственность, чтобы и я был безгрешен и абсолютно свободен, чтобы я был Его образом и Его подобием. Но у меня слишком много сил, чтобы принять Его дар, мои силы вынуждают меня что-то делать, т.е. за что-то отвечать. В этом состоит моё абсолютное несоответствие дару Божьему, мой грех. И для меня тоже абсолютная свобода становится свободой выбора, возможностью усилия, т.е. волей раба. Сам я не могу вырваться из неё, не могу смирить мои усилия. Но так как дар Божий я не могу и не принять, Он Сам смиряет их, как это было сегодня утром и бывает у меня иногда, Сам отнимает у меня силы, и тогда я принимаю назначенную мне абсолютную безответственность и с нею безгрешность, абсолютную свободу. И тогда я образ и подобие Его.
Каким же образам я снова падаю во грехе? Когда Адам узнал добро и зло, он взял на себя ответственность – стремиться к добру, избегать зла. До этого он был безответственным, но не видел, что он безответственен, он был слеп. Чтобы у него открылись глаза, Бог косвенно, через змия, открыл ему добро и зло и тем заставил взять на себя ответственность за свои поступки. Но Ева пала ещё до вкушения от древа познания – когда змий только опросил её: «А правда ли, Бог сказал: да не съедите ни от какого древа райского?» Она была поставлена перед выбором утвердительного или отрицательного ответа, т.е. вынуждена была приложить усилие и принять на себя ответственность. Оба ощутили всю тяжесть усилия и ответственности, и у них открылись глаза – они увидели безответственность и неприложение усилий; но они увидели это как отсутствующее, это было «ви́дение невидения» (Я. С. Друскин). Вместе с ви́дением они обрели личность.
Когда я принимаю Божий дар – абсолютную безответственность, – на мне тоже нет греха, но свою безответственность я продолжаю видеть – моя личность тогда не исчезает. Но тогда я вижу не неви́дение, а ви́дение, я вижу то, что у меня есть. Почему же я снова падаю во грехе – взваливаю на себя ответственность за свои дела, как случилось сегодня утром? Разве не открыты теперь глаза мои?
У меня такое впечатление, что они через некоторое время устают и закрываются, и я даже сам рад их закрыть. Слишком непривычна и, кажется, страшна абсолютная безответственность и свобода, я чувствую в ней смутную угрозу. И я сам рад вернуться к привычному и уснуть. Конечно, Бог позволяет мне это – без Его позволения я навсегда остался бы абсолютно безответственным и свободным, но я думаю, Он делает это, жалея меня. Может быть, в этой жизни нельзя всё время быть безответственным и не утратить ви́дения этого, т.е. личности? И вот я сталкиваюсь с чем-то таким, что на первый взгляд не требует никакого усилия, не угрожает мне никакой ответственностью. Я только хочу на всякий случай взять с собой немного денег (между прочим, деньги и сами по себе, по-моему, таят силу). Но затем возникают препятствия, которых я сперва почти не замечаю, когда же начинаю замечать, я уже не могу остановиться, не могу не грешить. Впрочем, если бы я и остановился, например, сказав себе «не греши», я бы только приложил новые усилия – во-первых, чтобы выбрать это, а, во-вторых, чтобы остановиться (хотя, может быть, это одно и то же); я взял бы на себя новую ответственность – за то, чтобы не грешить. В том, с чем я столкнулся, таился мой змий.
Если я не замечаю, что утратил уже моё ви́дение ви́дения и заснул, Бог может разбудить меня. Я сталкиваюсь тогда со змием, который постепенно доводит меня до столь большого усилия, что я уже не могу его не замечать, и тогда я вижу, что я грешник, что утратил уже свою безответственность, я вижу своё неви́дение. Так было и сегодня утром: утратив безгрешность во взятии денег, я скрывал это от себя, пока не увидел своей раздражительности и не стал выбирать одежду.
Как же мне вновь обретать её? Я понимаю, что сам я этого не могу, но Я. С. Друскин знает, что «Царство Небесное силою берётся, и употребляющие усилие восхищают его». А что знаю я? Чем мне восхитить царство Небесное?
Вот я столкнулся с серьёзным препятствием и оказался перед выбором – преодолевать его или нет. Допустим, я счёл себя ответственным за то, от чего меня отделяет препятствие, и решил его преодолеть. Тогда я действительно стал за это ответственным, ведь усилие ради чего-то и принятие ответственности за это что-то – одно и то же. К моей ответственности за всё то, ради чего я прилагал усилия с момента падения, прибавилась ещё эта ответственность. Но допустим, что, вспомнив о своей ноуменальной безответственности, я решил отступить от препятствия. Но разве это решение не потребовало усилия, может быть, даже немалого, если речь шла о важном деле? Я приложил его ради своей ноуменальной безответственности и, значит, взял на себя ответственность за неё. Я взял на себя ответственность за безответственность, я отверг Божий дар, думая принять его. Я не восхитил царство Небесное, наоборот, еще больше от него отдалился.
Но что было бы, если бы, столкнувшись с препятствием и увидев трудность или невозможность его преодолеть, я отступил, сказав: на мне лежит абсолютная безответственность, мне можно этого не делать? Я говорю о деле, за которое по всем человеческим представлениям, в том числе по моему собственному, я несу ответственность, например, о случае, когда, чтобы не опоздать на службу, нужно втискиваться в переполненный трамвай. Ради чего я так отступил, за что принял ответственность? Мне кажется, ни ради чего и никакой ответственности не принял; мне кажется, я не приложил никакого усилия, наоборот, снял то, что было. Не я снял – сам я не могу забыть о моей