Шрифт:
Закладка:
Собака не тронулась с места.
– Здесь быстро разносятся слухи.
– Случай Маккинни из ряда вон. Это все, что я могу вам сказать. – Он стукнул тростью по башмаку. – Назар, ну давай же. Завтрак! (Собака последовала за ним.) В следующий раз, пожалуйста, запишитесь на прием.
* * *
Накануне отъезда очередного постояльца у столовой появлялось объявление. Для пущей сентиментальности директор часто добавлял к тексту стихотворную цитату (в духе: “Чьи помыслы высокие всегда / Сияют, точно путеводная звезда”[19]), хотя этой милости удостаивался не каждый.
ОТЪЕЗД ТЕНГАЛЛОНА
В ЧЕТВЕРГ МЫ ПРОЩАЕМСЯ С ПОЭТОМ ТЕНГАЛЛОНОМ. ОН ЗАВЕРШИЛ СВОИ ТРУДЫ И С НАШИМИ НАИЛУЧШИМИ ПОЖЕЛАНИЯМИ ОТБЫВАЕТ НА МАТЕРИК. ПОСЛЕ УЖИНА В ГОСТИНОЙ ПРОЙДУТ ПОЭТИЧЕСКИЕ ЧТЕНИЯ. ПОЗДРАВЛЯЕМ, ТЕНГАЛЛОН!
Нашу четверку не заботили новоприбывшие, а вот уезжающие – совсем другое дело. Бывало грустно смотреть, как другие покидают прибежище, в то время как твоя работа еще далека от завершения. Мы с особым интересом следили за директорскими объявлениями, потому что они готовили нас ко дню (каким бы далеким он ни был) нашего собственного отъезда. И представляли, как будут выглядеть строки, посвященные нам самим:
<…> ОНА ПОКИДАЕТ НАС, ПОСВЯТИВ ДОЛГИЕ ГОДЫ СОВЕРШЕНСТВОВАНИЮ РАБОТЫ НЕВЕРОЯТНОЙ СИЛЫ И ГЛУБИНЫ. ПРЕОДОЛЕВ РАЗРУШИТЕЛЬНЫЙ КРИЗИС ВЕРЫ, ОНА ДОКАЗАЛА СВОЕ УПОРСТВО И ТРУДОЛЮБИЕ. ЕСЛИ, КАК ПИСАЛ РЕСКИН, “ВСЕ ВЕЛИКИЕ И ПРЕКРАСНЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ ИСКУССТВА – РЕЗУЛЬТАТ БЕСТРЕПЕТНОГО СОЗЕРЦАНИЯ ТЬМЫ”, ТОГДА ОНА СОЗЕРЦАЛА ДОСТАТОЧНО. ПОСЛЕ УЖИНА ГОСТИ ПРИГЛАШАЮТСЯ НА САЛЮТ.
Мы все время держали эти выдуманные объявления в голове, каждый день подкручивали формулировки, читали их друг другу, чтобы вновь поверить в свои силы. Подобно жетонам, это были жесты в будущее. Они побуждали нас трудиться, исследовать, не опускать руки, когда не видно конца и края. Каждый день мы работали на износ, чтобы к отъезду наши фантазии воплотились в реальность. Поэтому то, что я увидела тем утром на доске объявлений, показалось мне сродни саботажу.
ОТЪЕЗД МАККИННИ
С ПРЕВЕЛИКОЙ РАДОСТЬЮ ДОКЛАДЫВАЮ ОБ ОТЪЕЗДЕ ДОРОГОГО ДРУГА ПОРТМАНТЛА – ДРАМАТУРГА МАККИННИ. ЗАВЕРШИВ РАБОТУ НАД СВОЕЙ ПОСЛЕДНЕЙ ПЬЕСОЙ “ВСЕ И СРАЗУ”, ОНА ОТПЛЫВАЕТ НА МАТЕРИК. МАККИННИ РЕШИЛА НЕ УСТРАИВАТЬ ЧИТКУ, НО Я НАДЕЮСЬ УВИДЕТЬ ВСЕХ ГОСТЕЙ ЗА УЖИНОМ, ЧТОБЫ МЫ ВМЕСТЕ ПОЖЕЛАЛИ ЕЙ СЧАСТЛИВОГО ПУТИ. “КОЛЬ СКОРО СКРЫТНОСТЬ ТАК ВАЖНА, МНЕ НЕЧЕГО ТУТ ВОЗРАЗИТЬ – С СУДЬБОЙ НЕ ПРЕРЕКАЮСЬ Я…”[20] МОИ ПОЗДРАВЛЕНИЯ, МАККИННИ!
У доски объявлений оживленно беседовали краткосрочники. Я протиснулась между ними. Объявление я прочитала четыре раза и сперва пришла в замешательство, а потом мне стало тошно. Я представила директора в кабинете, как он заправляет бумагу в пишущую машинку, сгибает пальцы, выдалбливая каждую лживую букву. Ни слова о спонсоре Мак, ни намека на необычные обстоятельства.
– Это случайно не Мэтью Арнольд? – послышался голос Глака у меня за спиной.
– Что?
– Цитата. По-моему, она из Мэтью Арнольда.
– Прекрасно. Это все меняет. Прошу прощения… – Я потеснила его и направилась прочь.
– Вы окажетесь в странном положении, – бросил он мне вслед. – Единственная женщина. Конечно, есть еще Гюльджан, но она не в счет. И Назар. – Он попытался схватить меня за руку – во всяком случае, так мне показалось, – я резко развернулась и гневно уставилась на него, но он лишь достал носовой платок из рукава. – В чем дело? – спросил он, вытирая нос.
– Гюльджан здесь уже много лет. Следите за языком.
– Да, конечно. Я никого не хотел обидеть.
– Тогда советую поменьше болтать.
Он промокнул лоб и попятился.
Столовая выглядела по-прежнему – только Маккинни там не было. Наш стол у окна пустовал. Горлышко кувшина с молоком было обернуто фольгой. Столовые приборы не тронуты. Эндер расставлял графины с соком у прилавка. Я спросила, не видел ли он Мак, но он лишь погладил усы и покачал головой:
– Думаю, она еще не приходить. Никто не брать мюсли.
Я вышла на лестничную площадку. Глак все еще изучал объявление. Он не извинился за свои слова.
– Я тут думал насчет цитаты. Это не Мэтью Арнольд. Это отрывок из старой вилланеллы, автора сейчас не припомню. Я найду и скажу вам.
– Не утруждайтесь.
– Да мне не сложно.
– Если и правда хотите мне помочь, сорвите этот листок.
Мысль о том, что Куикмен и Петтифер прочитают о случившемся на доске объявлений, безо всякой подготовки, без пояснений, была невыносима. Да Тифа удар хватит. Вдобавок, чем дольше я смотрела на бумажку, тем больше она походила на какое-то идиотское уведомление о выселении.
– Не могу, – сказал Глак. – Это было бы неправильно.
– Тогда отойдите.
Я сорвала листок с доски и зашагала по коридору.
– Но как я теперь найду цитату? – крикнул Глак. – Я же ее не записал!
Комната Мак, если, конечно, не заклинило ручку, была заперта. Поначалу она не откликалась на стук, но вскоре из-за дубовой двери раздался приглушенный голос:
– Кто там?
– Это Нелл. Открой.
– Я сплю. Приходи завтра.
– Завтра тебя здесь уже не будет. Впусти меня.
Я сунула под дверь бумажку с объявлением и стала ждать.
Послышались шаги. Щелкнул замок, и дверь приотворилась. Высунулась голова Маккинни. Без очков ее лицо казалось плоским, старческим, кожа на щеках и вокруг глаз была какой-то изношенной, с тускло-красными потертостями. В зубах у Мак торчала дымящаяся сигарета, и исходивший от нее смолистый запах меня околдовал. Он принадлежал далекому миру: ступени домов в Паддингтоне, трибуна на стадионе в Кемптоне, укромный закуток в “Стейт-баре”, родительская спальня, – он принадлежал всему, что я знала за пределами Портмантла. Мак беспардонно выпустила в коридор струйку дыма.
– Догадываюсь, о чем ты думаешь, – сказала она. – Припасла ли я сигаретку для Куикмена? Что ж, посмотрим на его поведение. – Она убрала волосы назад, и я заметила за каждым ухом по паре сигарет. – Он просто описается от радости.
– И давно они у тебя?
– Давно. – Она затянулась. – Я ждала особого случая, но какой теперь смысл? Они, правда, немного отсырели. – Она подобрала с пола объявление и пробежала его глазами. Затем впустила меня в комнату. – Зря он указал название пьесы. Я еще не решила, оставлять его или нет. Что думаешь? “Все и сразу”.
– Нормально.
– Нет, скажи честно.
Она заперла дверь.
– Говорю же, нормально.
В комнате царил полумрак, воздух был спертый. Окна зашторены, кровать не застелена. Шкаф выпотрошен, чемодан собран. На бюро – пишущая машинка в коричневом кожаном чехле с надписью “Собственность Портмантла”.
– Ах вот оно что, – сказала Мак. – Ты злишься из-за того, что я не злюсь. – Она утомленно присела в изножье кровати. – По-моему, объявление довольно милое.
– Хоть там и ни слова правды.
– Ну почему же. И вообще, чего ты ожидала? Объяснительную на десять страниц? – Она сделала затяжку и потерла кончики пальцев. – По крайней мере, меня провожают с поэзией. “С судьбой не пререкаюсь я”. Очень к месту, по-моему.
Я не понимала, чему она так радуется.
– Мы еще можем побороться. Вчетвером.
– Ну да, конечно. Пара стаканчиков айрана в лицо – и победа за нами. Ты возьмешь на себя Эндера, а я директора. Кью и Тиф выроют окопы.
– Я серьезно.
Мак рассмеялась и махнула рукой. Когда она встала, столбик пепла упал ей на халат.
