Шрифт:
Закладка:
Я написала Нике:
«Что делаешь? У нас тут якобы убийство».
«Сижу в огороде. В картошке вроде связь ловится. Рассказывай».
Я быстро описала ситуацию – кто кому кем приходится. Кто как себя ведет. И в какой стадии находится расследование.
«Про камеры надо у водилы спросить. И у охранника. Они всегда знают, какие работают», – ответила Ника.
Все-таки моя подруга была гением. Сидя в огороде, она подала ту единственную здравую идею, которая не пришла в голову остальным.
«Ты гений», – написала я.
«Ты ведь все знаешь?» – спросила Ника.
«Да», – ответила я.
«Не рассказывай! Хочу сама разгадать. Первой!» – ответила Ника.
Все-таки она тоже была по-своему ненормальной. Ну какой подросток не захочет сразу узнать, кто убийца? Или не убийца.
Откровенно говоря, я тоже не знала, кто убийца. Но лишь потому, что убийства не было. Я, во всяком случае, была в этом уверена. Но ведь могла ошибаться. Или просто хотела сохранить интригу для подруги. Подростки – мы такие. Непредсказуемые. Так что вы, взрослые, сами решайте, что мы знаем, а чего нет. Что видели, а что придумали. Лучшие выдумщики точно подростки. Если бы мы взялись за детектив, Конан Дойл нервно курил бы свою трубку в стороне.
– Светлана Петровна, камеры на парковке работают? Мне надо посмотреть записи, – сказал Иван.
– Что? – Старшая горничная была в растерянности. – Ваня, почему ты меня так называешь? Я же тебе не чужая…
– Светлана Петровна, давайте не сейчас, – сдержанно попросил Иван.
– Ванечка, я сделала все возможное, больше, чем могла… Я тебя всегда любила как родного сына. Если я в чем-то виновата, прости меня. Я уже не знаю, куда идти, чтобы грехи свои замолить. Хоть ты меня прости. Ради матери и отца. – Светлана Петровна горько расплакалась. Про «не сейчас» она уже не слышала. Про соблюдение субординации, правила поведения для персонала отеля, которые сама же и разработала, тоже не думала. Плевать на них хотела. Перед ней сидел ребенок, Ванечка, и она просила у него прощения. За все, что сделала и не сделала в этой жизни. А он, родной, любимый, тот, кому она стригла ногти, расчесывала волосы, подкладывала в школьный рюкзак то яблоко, то деньги, называл ее Светланой Петровной. Держался отстраненно, будто чужой. И это было невыносимо. Больнее всего того, что она уже пережила.
Именно Светлана Петровна убедила своего мужа отправить Ваню учиться в Москву – сначала в школу милиции, потом в институт, безусловно, желая тому лучшей судьбы. Сергей согласился – все звучало очень разумно. Лиля тогда уже болела, не спорила. На споры сил не хватало. Ваня не хотел уезжать от больной матери, от отца, от очередной мачехи, которую вдруг если не полюбил, то сильно к ней привязался. И уж точно не презирал, как вторую жену отца. Светлана Петровна, которую он называл тетей Светой, всегда была к нему добра и ласкова. Ваня чувствовал, что она искренне любит его отца, заботится о нем, беспокоится. Они много времени проводили вместе, втроем, – ездили на дикие пляжи, гуляли в дюнах. Отец тоже стал ласковым, даже нежным. Они опять ездили на рыбалку, как когда-то в детстве. Отец вспомнил детскую забаву: когда они уезжали на пляж, всегда искали янтарь. Ваня в детстве мог часами бродить по кромке моря и собирать янтарь – совсем крошку, но иногда попадались и крупные камни. Уже повзрослев, он видел, как отец заранее высыпает в воду янтарную крошку. И потом предлагает поискать. Тетя Света тоже включалась в игру. Отец смеялся. Говорил, что эти двое выловят янтарь за себя и за того парня, еще и новые залежи откроют. Они мерились, кто собрал больше. Тетя Света рисовала картины и выкладывала часть янтарем – землю, крону дерева… Ей нужны были мелкие камни. Они всегда менялись: тетя Света отдавала Ване крупные, а он ей – мелочь. Тетя Света кормила его завтраками, стирала и гладила школьные рубашки. Анжела – предыдущая жена отца – видеть пасынка не хотела. Никогда. Ни при каких обстоятельствах. Может, потому что сама не могла родить ребенка. Но тетя Света тоже не могла… Мать же давно перестала интересоваться жизнью бывшего мужа, да и сына, откровенно говоря, тоже. Она погрузилась в болезнь, сидела часами в этом самом отеле на берегу залива и смотрела на чаек, уток и лебедей. Прикормила кота, приблудного, голодного, грязного и блохастого. Назвала Рыжим. Тот кот умер раньше хозяйки, но следующий, которого Светлана Петровна подобрала около магазина, уже не малыш, а котенок-подросток, вел себя точно так же, как Рыжий. Ложился на специально установленные для Лили качели, никогда не мурчал и терпеть не мог сосиски. Иногда соглашался на сырники. Накормить его могла только Лиля. Из рук. Брала с салфетки сырник, разламывала на кусочки и выкладывала перед носом Рыжего. Тот с земли не ел, сначала цеплял всегда лапой, неохотно, будто делал одолжение. Светлана Петровна никому не говорила, что выделила из отельного бюджета статью расходов на кошачьи консервы и прочие вкусности, которые хранились у охранника дяди Гены. Он же и кормил старого Рыжего и нового, а сырники и сосиски – так, баловство. Гена – одноклассник Сережи, ближайший друг детства… Отсидел по малолетке, потом еще раз. Сережа его нанял охранником еще в те времена, когда охрана не требовалась – все друг друга знали, все выросли вместе. Гена не переставал благодарить старого друга. Ну какие преступления в их поселке? Окно в магазине разбили? Так это Никитка опять напился и пошел за добавкой, а Светка – продавщица и бывшая жена, так уж получилось, – отказалась продавать. Вот Никитка и залупил камнем в окно. Кирпич ночью с участка скоммуниздили, так это Женька. С детства такой был. Ничего с собой поделать не мог. Если что-то плохо лежит – надо брать. Но таскал по мелочам. Потом каялся и отдавал украденное. Может, болезнь у человека такая…
Дядя Гена работал и сейчас. В тюрьме он переболел тяжелым гриппом, давшим осложнения на уши. С годами совсем оглох. Слышал, если только орать ему прямо в ухо. Он оказался хранителем отеля – помогал вывести Лилю в сад, он же попросил установить качели, чтобы она могла сидеть и смотреть на птиц.
