******

Поздно ночью 20 июля 1995 года, в пятидесяти километрах от ближайшего населённого пункта, пассажирский поезд, следующий рейсом Москва – Симферополь при выезде из туннеля столкнулся со встречным грузовым. В результате столкновения 16 вагонов сошли с рельсов и взорвались четыре цистерны со сжиженным газом. Машинист пассажирского поезда и его помощник умерли на месте, всего погибли 15 человек, 43 с травмами и ожогами разных степеней были доставлены в больницу. Из них ещё семеро скончались в течение недели. Спустя восемь месяцев после катастрофы, не выдержав бесконечного следствия, умер от сердечного приступа и машинист грузового состава.

Об этой трагедии долго писали в газетах и говорили по радио и телевидению. Прокуратура области почти год вела расследование, но в итоге, сняв с должностей пару руководителей низшего звена и одного начальника вокзала, дело закрыли с формулировкой: "В связи со смертью главных подозреваемых лиц". Времена наступили смутные, ценность человеческой жизни и без того сильно снизилась, а тут… что расследовать, и так всё понятно.

Пятилетняя девочка Алана в железнодорожных катастрофах ничего не понимала. Но она видела заплаканные глаза бабушки, которая пыталась держать себя в руках, что-то готовила, убирала, кормила внучку кашей, мазала её зеленкой и укладывала спать. Видела отца, сидевшего за столом в кухне и непрерывно глотающего из стакана прозрачную жидкость, которую мама терпеть не могла, и при ней он позволял себе такое только по праздникам. Жидкость называлась "водкой". Когда дочь подошла к нему, чтобы что-то спросить, отец посмотрел сквозь неё мутным взглядом, и в этом взгляде Алана прочитала, что лучше ей уйти.

В доме начали появляться какие-то люди. Некоторых она знала, большинство же видела впервые. Бабушка на кухне о чём-то разговаривала с соседками, вытирая мокрые глаза. Когда Алана появилась на пороге, все замолчали и разом посмотрели на неё.

– Бедняжка! – всхлипнула тётя Оксана, мама Людочки, и тут же торопливо прикрыла рот рукой.

– Бабушка, почему ты плачешь? – спросила девочка, пропустив слова соседки мимо ушей. Но бабушка не ответила, и отвернулась к плите. Вместо неё над Аланой нависла дородная Наталья Фёдоровна (та самая Наталья Фёдоровна, из-за которой Лёлька однажды лишилась любимого ружья).

– А ну-ка, деточка, пойдем отсюда! Нехорошо подслушивать разговоры старших. Иди-ка, поиграй! – пробасила она.

Алана пыталась протестовать, но куда ей было тягаться с огромной женщиной! Та сжала её ручонку, будто клешнями, и поволокла в детскую. Алана слабо упиралась, не понимая, что происходит. Будь на её месте Лёлька, она бы уже визжала, орала и точно устроила бы скандал, но… Лёльки не было. Лёлька отдыхала в санатории, купалась в море с дельфинами и, наверное, собирала для сестры в плетеную сумочку ракушки. А её, Алану, одну здесь ни во что не ставили.

Наталья Фёдоровна оттащила девочку в комнату и закрыла за ней дверь, строго-настрого приказав "сидеть и не высовываться". Так Алана и поступила, сидя на кровати с куклой и тихо вытирая слёзы. Играть не хотелось. Ей было страшно, хоть и не понятно, отчего.

Поздно вечером пришла тётя Оксана и увела её к себе, в квартиру этажом выше. Это было странно. Пару раз она уже ночевала у соседки – когда родители уезжали на дачу с ночёвкой, но ведь сегодня папа и бабушка никуда не уехали, они остались дома. И бабушка странная – ничего не стала объяснять, лишь сунула Алане в руки ночную рубашку и зубную щетку. Тогда она спросила тётю Оксану, почему ей нельзя ночевать дома. В ответ соседка пробормотала что-то неразборчивое, вроде того, что сегодня там будет слишком многолюдно.

Удовлетворил тот ответ Алану, или нет, она не помнила. Бабушка по-прежнему отмалчивалась, спрашивать отца она побоялась, и молча поплелась следом за тётей Оксаной. Дома у неё умылась, почистила зубы, натянула ночнушку и легла на Людочкину кровать, отвернувшись к стенке. Вспомнила, как Лёлька натягивала на голову простыню и пугала трусиху Людочку криками: "Ух-ху! Я приведе-е-ение!". Воспоминание заставило Алану улыбнуться, и она успокоила себя тем, что завтра наверняка всё образуется. Это просто день такой, нелепый, надо переждать.

– Подвинься! – сказала вошедшая Людочка и присела рядом с ней на край постели. Алана, и без того занимавшая очень мало места, почти вжалась в стенку. В свои предыдущие ночёвки у тёти Оксаны, они с Лелькой спали вместе, а Людочку укладывали на раздвижном кресле-кровати. Сейчас всё было по-другому. Лёльки не было, а ветрянки тетя Оксана не боялась, так как её дочь переболела ещё в прошлом году.

Люда улеглась рядом, долго ворочалась и кряхтела. Алана старалась не обращать на неё внимания и уже почти заснула, как вдруг услышала рядом голос, явно повторяющий чьи-то взрослые слова:

– Да-а-а… несладко тебе теперь придётся в жизни. Узнаешь, почём фунт лиха!

– Что? – Алана приподнялась на локте, стряхивая сон. – Что ты говоришь?

– Я говорю, что тяжело быть сиротой. Особенно при таком отце, которому лишь бы за воротник заложить, – и Люда нарочито сочувственно вздохнула.

– За какой ещё воротник? – не поняла Алана. – Чего заложить?

– Ну, выпить он любит, – пояснила Людочка. – Водки. Чего тут непонятного? Алкаш он у вас, только мама ваша его сдерживала. А теперь её нет, и он совсем сопьётся. Так моя мама сказала! – с удовлетворением подытожила она, чувствуя себя очень взрослой, наверное.

Алана рассердилась. Да, иногда отец приходил домой с работы разрумянившийся, весёлый, много балагурил, хватал в охапку Лёльку и подкидывал её до потолка. Довольная Лёлька визжала от восторга и хохотала, как ненормальная. С Аланой таких трюков отец не проделывал (точнее, попытался один раз, но перепугавшаяся девочка закричала так громко, что мама фурией прилетела с кухни, отобрав у мужа дочь и пообещав "сдать в ЛТП проклятого пьяницу"). После этого отец больше не решался рискнуть здоровьем и ограничивался "буйными играми" только со второй дочкой.

– Папка пьяный такой смешной, – раз сказала Алане Лёлька.

Алана восторгов сестры не разделяла. Мама нервничала, когда папа приходил домой "подшофе", и её напряжённость передавалась Алане тоже. К тому же, она очень сильно опасалась, что как-нибудь в недобрый час отец просто не успеет поймать Лёльку.

– Мама не любит, когда он пьяный, – ответила она и осторожно добавила: – И я не люблю. Это плохо – пить водку.

– Подумаешь, выпил маленько! – Лёлька пожала плечами. – Что такого? Ничего. Ничего страшного.

Лёлька, конечно, и сейчас бы не смолчала, поэтому в отсутствие сестры, Алана сочла необходимым вступиться за отца сама.

– Папа не алкаш! – сердито сказала она Людочке. – Подумаешь, выпил маленько! Ничего страшного. И мама скоро приедет, а при ней он пьёт редко.

Люда резко села на кровати.

– Ты что? – она выпучила глаза так, что в темноте стали видны белки. – Кто приедет?

– Мама… – растерянно произнесла Алана.