Сейчас он лежал посреди… посреди стойбища, пожалуй, так можно сказать. Под большим тентом, натянутым над чем-то вроде полевой кухни, с непременным костром, пирамидкой дров неподалеку от костра и, конечно же, стайкой женщин за чисто кухонной работой — чего-то чистят, скребут, моют и помешивают в уже знакомом полусферическом углублении, похожем на котел, вкопанный в землю по самые края. Вокруг кухни довольно много холмиков, должно быть — землянок; у многих над входом тоже имеются небольшие тентики и тоже возятся люди, не только женщины. Галдят вдалеке играющие дети, немилосердно орет коза (во всяком случае, с виду обыкновеннейшая коза), которую тянет за ремешок ошейника пухлая девчушка лет десяти.

Артем лежал на сложенной вдвое шкуре какого-то местного монстра у самого края большого тента, но все же под ним, а не снаружи.

Пробуждение Артема не прошло незамеченным — женщины принялись озираться, не прерывая, впрочем, хозработ. Только одна, совсем еще девчонка, метнулась чуть в сторону, потом вернулась с деревянной пиалой-долбленкой и протянула Артему.

Тот опасливо принюхался, но на этот раз в пиале была обыкновенная вода, чистая и прохладная.

Артем выпил.

— Пойдем, — сказала девушка, принимая посуду. — Тебя ждут у логвита.

Под логвитом, несомненно, подразумевалось местное начальство. Артем уже слышал это слово от двух ребят, которые его отловили. Вон, кстати, и один из них — тот, которого иногда называли сказочником.

Завидев Артема, сказочник Дасти, который валялся у входа в одну из землянок и бренчал на гитаре, игру прекратил, инструмент положил рядом с собой и отодвинул, а затем, невзирая на вялые протесты слушателей, выскользнул из-под навеса.

— Ну и горазд же ты спать! — сказал он весело, когда приблизился. — Ступай, Лара, я его сам отведу.

Девчонка беспрекословно кивнула и рысцой удалилась назад, в сторону кухни. Но Артем заметил, какими глазами она зыркнула на сказочника.

Полными обожания. Ни дать ни взять — фанатка при виде поп-идола, желанного, но недостижимого.

— Мы уж думали, ты в спячку впал, как крыса, — сообщил Дасти и ухмыльнулся — видимо, шутил.

— А что, я долго? — забеспокоился Артем, машинально взглянув на небо. Потом сообразил, что положение солнца на местном небосводе ничего ему не скажет.

— Остаток вчерашнего дня, ночь и половину дня сегодняшнего! Почти двадцать часов.

«Часы, надеюсь, стандартные, — подумал Артем. — И вправду, чего это я?»

Они прошли метров двести и по пути встретили массу народа — Артем отметил, что встречаются почти исключительно женщины; чуть реже — дети и подростки. Мужчин не было видно, Артем заметил только двоих практически одинаковых с виду парней, несомненно, близнецов, да пожилого дядьку, без особого усердия постукивающего камнем по камню в довольно жалкой с виду первобытной мастерской.

Потом откуда-то неожиданно возник второй вчерашний спаситель по имени Лотан.

— Ага, — сказал он, в упор глядя на Артема. — Очнулся.

Артем со сказочником как раз подошли к очередной землянке.

— Брага у вас больно забористая, — виновато пробубнил Артем. — Даже и не знаю, чего меня так срубило…

Лотан усмехнулся:

— Да чего там знать, отец в веселящее сон-травы подмешал. Чтобы ты в полете не трепыхался.

Артем с иронией взглянул аборигену в глаза.

— Спасибо, успокоил… Я бы и так не трепыхался, — сказал он, подумал и добавил: — Наверное…

— Вот именно. — Лотан улыбнулся шире. — Охотники, когда жен из других кланов берут, всегда усыпляют их на перелет. Обычное дело.

— Эй, Тан! Дасти! — донеслось из землянки. — Так и будете над полостью трепаться? Входите!

— Да, действительно, — заторопился Лотан. Или все-таки Тан? Путаница какая-то у аборигенов с именами. — Входим!

И первым шагнул вниз, на узкий приступочек в чем-то похожем не то на нору, не то на пещеру в теле летающего кругляша, которого люди этого мира именовали Листом.

Артем даже практически не волновался.

Часть вторая

Никита Тарханов, эмбриомеханик, гражданский флот, рейд, дальний космос.

Артем Шпилевой, в прошлом — бармен лайнера «Одесса»; ныне терпящий бедствие на неустановленной планете.

Ло Тан, охотник клана логвита Андира, Поднебесье.

Ва Дасти, певец-сказочник, вольный, Поднебесье.

Глава первая

«Назову ее Селентиной», — решил Ник.

Планета была красивая — голубовато-зеленый шар, похожий на елочную игрушку, маленькое чудо на фоне бестелесного космоса и равнодушных далеких звезд.

Ник не любил звезды. Впрочем, звезды способны любить лишь те, кто никогда не выходил в пространство. Это только считается, что космолетчики жить не могут вдали от звезд и шалеют от расстояний: без этого не сможет жить только законченный псих. Любят обычно то, чего лишены. Лишены хотя бы частично.

Космолетчики, например, любят кислородные планеты. А что еще любить? Не метеориты же…

Рейдер переходил из маршевого режима в маневровый, потом — в орбитальный; Ник, зевая, слонялся по рубке и пялился на услужливые экраны. Желтое, словно сыр, солнце какого-то там спектрального класса искрилось, как ему и положено, да сияло. Ника оно мало заботило — спецы будут с ним разбираться, а у него, Ника то есть, свои дела. Не заботил его и узкий серпик планеты-соседки на внешней орбите. Или, возможно, спутника Селентины — Ник не стал даже уточнять. «Сядешь — все само-собой прояснится», — давно усвоил Ник. Подыскать имя луне можно и позже, внизу, через сутки-другие. Куда спешить? Вдруг луна снизу как-нибудь по-особому выглядит?

Ник ввел имя планеты в картотеку и пошел выращивать разведзонды.

Рейдер был огромен — даже по меркам дальнего флота. Идеальный цилиндр полутора километров в длину, километр в поперечнике. Летающий склад. Жилой сектор на двух человек занимал едва одну десятитысячную объема. Ник, правда, летел один, без напарника. Бурундук на огромном мешке с орехами…

По идее он должен был испытывать какую-нибудь зловредную фобию — психологи перед вылетом голосили вовсю, предсказывая всевозможные ужасы. Однако Ник ничего подобного не испытывал, разве только раздражение, когда приходилось таскаться в дальние отсеки. Вместо привычных велосипедов в промт-ангаре обнаружились некие хромированные конструкции абсолютно Нику незнакомые и вызывающие ощущения, сходные с теми, которые испытываешь при виде музейной бормашины с механическим приводом. Трогать их Ник не решился и вынужден был ходить пешком.

Запустив зонды, Ник отправился спать, потому что делать человеку на рейдере, как правило, нечего.

Часов через десять, взбодрившись душем и подкрепившись какой-то синтетической дрянью (ясное дело, совершенно безвкусной, но зато страшно питательной), Ник долго колебался: идти ли в рубку за данными разведки или же предаться гораздо более приятному занятию — подготовить к охоте любимую винтовку, которой Ник уделял больше внимания, чем всей аппаратуре рейдера, вместе взятой.

Чувство долга победило —