Касаясь истоков и сущности сталинизма, ряд авторов прибегают к различным историческим параллелям. Несомненно, сталинизм в какой-то мере повторяет некоторые черты цезаризма, бонапартизма. По мнению А. Гуревича, лидер революции и диктатор, утверждающийся после ее победы, несовместимы в рамках одной личности. Робеспьера сменяет Наполеон, Ленина — Сталин. Но вырастает ли деспотия с неизбежностью из каждой революции? Достаточно ли корректно отождествление Сталина с Наполеоном? Наполеон сохранил главные завоевания революции, Сталин — уничтожил их. Также несостоятелен тезис Троцкого о «сталинском термидоре». Термидорианский переворот во Франции был направлен не против революционного класса, а лишь против дальнейшей радикализации революции. Он не только не тронул основные ее приобретения, но и закрепил их в интересах буржуазии и крестьянства. Сталинизм же означал перерождение диктатуры пролетариата в личную диктатуру, тиранию. Широко распространен также старый образ «революция пожирает своих детей». Но к сталинизму он не применим. Вождизм был не продолжением революции, а ее отрицанием. В данном случае детей революции пожрала контрреволюция. В основе этих заблуждений, как правило, лежит ложное представление о Сталине как коммунисте.

II. Сталинизм и освещение истории

Сформированная Сталиным, его окружением и преемниками система освещения отечественной и всемирной истории не сошла со сцены вместе с ними. И это препятствует полному и объективному исследованию прошлого, успешному использованию советским обществом знаний в решении сегодняшних и завтрашних проблем. Эта система охватывает не только научную, мемуарную, популярную литературу. Она включает толкование истории в художественной литературе, искусстве, прессе, радио, телевидении; преподавание истории в начальной, средней, высшей школе. Перестройка этой системы не может быть сведена лишь к слому организационной основы, пересмотру тех или иных конкретно-исторических взглядов. Это — не самое главное. Труднее и важнее освободить освещение прошлого от методологических влияний сталинизма, который низвел историческую науку до положения служанки односторонней политики, лишил права быть учительницей жизни. К сожалению, ведущие советские историки пытаются обойти это молчанием[73]. Выросшие при Сталине и определявшие состояние науки в последующие десятилетия многие из них сохраняют свое влияние в среде ученых. Лишь отдельные члены АН, например, Самсонов, констатировали «жалкое состояние» исторической науки»[74].

Мы уже отмечали: каждое новое поколение должно по-новому писать свою историю. Во всяком случае современная ситуация не может быть объяснена интересами молодых. Она может быть сопоставлена с положением исторической науки в Германии после разгрома фашизма. Ученым ФРГ, вооруженным не самой «передовой» методологией, удалось рассчитаться с историческим наследием Гитлера и стоявшей за его спиной элиты и отмежеваться от их преступлений. Это послужило одним из условий успешного развития ФРГ[75].

Многие же историки либо не научились еще произносить слово «Сталин» без священного трепета, либо просто выжидают. Провозглашенная сверху перестройка застала их врасплох, у них нет необходимых заделов, и суть этого не столько в недостатке источников, сколько в страхе перед новым указующим перстом и низкой методологической культуре. Раздаются голоса: мы не имеем права судить прошлое и должны ограничиться только тем, чтобы понимать его. Но разве можно понимать не оценивая? Не предлагают ли нам старый вариант: наука и нравственность сами по себе? Новому прочтению подлежит все созданное советскими историками. Известен ли ныне какой-либо их труд, который можно было бы переиздать без переработки. Активизация методологической работы стала ныне велением времени.

Тенденциозное освещение истории занимало очень значительное место в формировании и укреплении сталинизма. Преодоление его последствий немыслимо без критики старых принципов освещения прошлого. Честная историография — важное условие воспитания творчески мыслящего человека. Новое политическое мышление не проложит себе дорогу на мировой арене, не опираясь на правду истории.

1

Проблема «сталинизм и освещение истории» впервые была поставлена в работах Троцкого и Раскольникова, опубликованных за рубежом[76]. Первая из аналогичных работ, вышедших в СССР, принадлежит перу А. Панкратовой, главного редактора журнала «Вопросы истории», члена ЦК КПСС. В ее выступлении на XX съезде партии отмечалось сильное отставание исследования истории, особенно советского общества. Путь КПСС, по мнению автора, изображают как некое триумфальное шествие, все недостатки объясняют действиями «врагов народа». С полным основанием Панкратова отвергла решение научных вопросов «приказами и голосованием»[77]. К этому выступлению примыкает доклад заместителя главного редактора журнала Э. Бурджалова о состоянии науки и работе журнала на встрече с читателями 19–20 июня 1956 г. Автор подверг критике некоторые положения «Краткого курса истории ВКП(б)», брошюру Сталина «Экономические проблемы социализма в СССР», вскрыл несостоятельность ряда сталинских взглядов на историю. Однако уже в 1957 г. начались грубые нападки на прогрессивных представителей науки. Расправу над редколлегией журнала вершили М. Суслов, П. Поспелов и другие последователи Сталина[78] .

Тем не менее сталинистам не удалось сразу пресечь линию XX съезда. Об этом свидетельствуют, в частности, материалы Всесоюзного совещания историков, проходившего в декабре 1962 г. в Москве. В докладе Б. Пономарева на совещании «отрицательные последствия культа личности для исторической науки» сведены к умалению роли Ленина, масс и партии, превознесению роли Сталина; распространению немарксистского подхода к изучению исторического процесса; администрированию, недобросовестной критике в научных коллективах[79].

В выступлениях ученых из АН и вузов были приведены проявления культа в освещении прошлого. М. Нечкина с полным основанием подчеркивала, что «тяжелым наследием… остался глубокий разрыв между историком и методологией его науки». В. Хвостов осуждал «разрыв в работе историков, с одной стороны, экономистов, философов, юристов, социологов — с другой», слабую философскую подготовку историков. Многие отмечали «разрыв между вузами и академическими институтами», «совершенно недостаточную координацию научной работы». Отмечалось, что часть ученых годами «попусту тратят народные деньги». И. Минц говорил о «многом застарелом в организации науки». Другие показали, что в ряды историков попало немало случайных лиц, в первую очередь, из числа не справившихся с партийной или советской должностью. Была осуждена дискриминация вузовских специалистов по всеобщей истории, внесено предложение об издании популярного исторического журнала.

Так же как XX съезд не вскрыл истоков и сущности сталинизма, совещание далеко не полностью показало его влияние на освещение истории. Тон совещанию задавали те историки и обществоведы, которые уцелели в 30-е — начале 50-х гг. и вместе со Сталиным и его приближенными ответственны за состояние науки и популяризацию знаний о прошлом. Среди них — Пономарев, Поспелов, Минц. Характерно,