К границе его привезли в девять часов вечера, но до глубокой ночи держали взаперти – вероятно, чтобы обойтись без свидетелей. Когда Ян проснулся, его запихивали в узкий тамбур купейного вагона поезда, отправляющегося в 3:10 на Запад. Агенты запечатали двери тамбура, в котором не было ни окна, ни стоп-крана. Проводнику они сказали, что Ян душевнобольной и его нельзя выпускать ни при каких обстоятельствах. Ян барабанил в запертые двери – его услышали и смогли освободить только когда поезд пересек границу. Ян приехал в Западный Берлин, где смог наконец-то увидеться с дочерью, хотя они с Фалькенберг уже никогда не восстановят отношения – его решение остаться на Востоке положило им конец.

Как вынужденный изгнанник Ян стал хорошо известен на Западе, выступая на телевидении и давая интервью газетам и журналам. Он умело воспользовался славой, чтобы создать свою подпольную сеть. На протяжении восьмидесятых годов ему сопутствовал успех. Например, когда власти арестовали отважных восточногерманских активисток Бербель Боляй и Ульрике Поппе в конце 1983-го, команда Яна смогла сообщить об этом миру и вынудила режим освободить их. Боляй и Поппе вышли на свободу в январе 1984 года. Ян, однако, не мог почивать на лаврах. Поскольку он вечно терял своих «корреспондентов» из-за арестов, выдворений и предательств, ему все время требовались новые люди. В конце 1980-х годов он завербовал Радомски и Шефке, и вскоре они стали его главными источниками видеозаписей из Восточной Германии.

К июлю 1987-го Штази уже знало о связи Яна с Шефке, но решило повременить с заключением Шефке или Радомски под стражу. Офицер, который вел дело Шефке, счел важным провести «дополнительные следственные мероприятия в отношении связных» двух наших героев из Восточного Берлина. Тайная полиция полагала, что их цели пользуются обширной сетью пособников, и поэтому хотела отложить аресты и продолжить слежку, чтобы поймать всех. Тайные агенты Штази внедрились в компании приятелей Радомски и Шефке, двух из них тайная полиция допрашивала неоднократно. Не зная в тот момент, что Штази тянет время из-за поиска их несуществующей когорты помощников, Радомски и Шефке жили в страхе оказаться в тюрьме. Штази ошибочно полагало, что эти двое не смогут доставить слишком много неприятностей, и это позволило им остаться на свободе в критические месяцы 1989 года.

Ян, Радомски и Шефке догадывались, что демонстрация 9 октября превзойдет размахом и значением все, что были до нее. Они знали, что крайне велика вероятность повторения событий на Тяньаньмэнь в Германии, поэтому чувствовали необходимость снять все на камеру, невзирая на опасность. Как говорил Радомски, «если уж появятся кадры, то пусть они будут наши». Для начала Радомски и Шефке требовалось попасть из Восточного Берлина в Лейпциг, а сделать это 9 октября оказалось совсем не просто. Из-за годовщины создания ГДР министерство госбезопасности начиная с 3 октября круглосуточно наблюдало за Шефке. Десять агентов Штази, которым поручили следить за ним, даже не пытались скрывать свое присутствие. Они не отставали от него всякий раз, как он куда-нибудь выходил, и устраивали перекур во дворе его многоквартирного дома. «Они все время меня преследовали», – вспоминает он. Это было «крайне неприятно», потому что в результате Шефке не мог вынести доставленное Яном видеооборудование через парадную дверь; слишком велик был риск конфискации.

Они с Радомски придумали план, как ускользнуть от Штази 9 октября. Они купили несколько таймеров и приладили их к светильникам, радиоприемнику и телевизору в квартире Шефке: устройства должны были включиться через два часа после того, как Шефке проснется и оденется в полной темноте. Они надеялись, что Штази будет думать, что Шефке все еще спит, и не заметят, как он выскользнет через крышу. Поначалу план сработал. Шефке вылез на крышу, аккуратно придерживая видеоаппаратуру. Перебравшись с одной крыши на другую, а затем на третью, он спустился на улицу примерно в полукилометре от своей квартиры. Там в машине его ждал Радомски.

Их заметили и повесили за ними хвост. Им удалось оторваться от преследователей, но нужна была другая машина, чтобы выбраться из Берлина, иначе Штази бы снова их обнаружило. Они припарковали машину и поехали на трамвае к другу Шефке – протестантскому пастору Штефану Бикхардту. Шефке сказал Бикхардту, что им нужно воспользоваться его машиной, чтобы выбраться из города. Бикхардт согласился одолжить им ее, несмотря на то что на той неделе машина была ему нужна для собственной свадьбы.

По пути в Лейпциг Шефке и Радомски поняли, что даже если бы они не знали дорогу, то вряд ли заблудились бы – достаточно было следовать за конвоем военных машин и грузовиков с вооруженными солдатами. Радомски был уверен, что кто-нибудь из конвоя остановит их и арестует, но им повезло. «Никогда не понимал, как нам это удалось, но мы проскочили», – вспоминал он много лет спустя. Иногда они оказывались настолько близко к конвою, что могли разглядеть лица солдат, сидевших в грузовиках, но, по всей видимости, приказа останавливать и проверять попутных гражданских военным не давали.

Когда Радомски и Шефке добрались до города, их поразило количество людей: силы безопасности, зеваки – все столпились в центре. Они сразу начали искать укрытие, из которого могли бы незаметно вести съемку. Помня о том, что во время марша неделей ранее они не осмелились даже вынуть видеокамеру из сумки, они решили, что в этот раз не станут присоединяться к колонне. Вместо этого они решили найти высокое здание с видом на кольцевую дорогу. Идея заключалась в том, чтобы забраться на удобную точку наблюдения, укрыться и оттуда снимать.

Однако от первого высокого здания, которое выбрали Радомски и Шефке, их прогнал комендант. Попробовав еще несколько мест, они зашли в многоквартирный дом и наткнулись на дверь, заклеенную стикерами. Они знали, что официально стикеры не приветствовались, – значит, внутри жил кто-то из их единомышленников. Они постучали, и к их радости дверь открыл мужчина с длинными волосами (еще один признак неповиновения), который разрешил им снимать из окна квартиры. Радомски и Шефке уже думали, что все получилось, пока не увидели в одной из комнат спящего ребенка. Они не хотели привлекать внимание сил безопасности к невинному ребенку, тем более делать его мишенью. Даже если бы обошлось без стрельбы, следовало учитывать, что Штази нередко использовало в своих интересах высказывания детей, чтобы завести дело на их родителей. Невинная фраза о двух мужчинах с видеокамерой, произнесенная ребенком в школе, могла стать