Мы очень близко сошлись с Фридрихом Нацибуллиным, мальчиком впечатлительным и очень добрым. Он был сыном партийного работника. Жили они в привилегированном доме на улице Карла Маркса. Я был у него как-то в гостях, и мне предложили пообедать. Да! Это была довоенная, обильная и вкусная еда, на белой скатерти, со столовым серебром и крахмальными салфетками.

В доме этом было много книг, на стенах висели картины в рамах. У Фридриха, который был назван, конечно, в честь Энгельса, была своя отдельная комната с ковром и письменным столом.

Он увлёк меня французской борьбой как спортивным зрелищем. Мы ходили с ним в Казанский цирк, где проходили показательные выступления заезжих и местных борцов.

Это были не просто спортивные турниры, а именно представления, чувствовалась специальная режиссура.

Вначале выходила пара ковёрных, которых объявляли с особой помпой, присовокупляя к их именам какие-то смешные пышные звания за их неимоверные заслуги. Они боролись весьма потешно, кривляясь, громко шлёпая друг друга по голым местам, искусственно падая или валясь от пустякового толчка. Зал ревел от хохота и удовольствия.

Потом выходили уже настоящие борцы и боролись всерьёз. Они представляли разные города. Помню одного из Ростова-на-Дону. В тот момент город этот был под немцем. Ростовчанин победил своего соперника, и публика неистово ему аплодировала, как бы символически обещая победу над врагом и освобождение Ростова.

Эти представления в цирке породили моду на французскую борьбу. Во дворах мальчишки устраивали турниры. Старались бороться по правилам, выбирали судью-рефери. У нас во дворе отличались два брата-татарина. Они побеждали всех, но когда они схватились друг с другом, победитель не выявился. Силы их были велики, но равны, и хоть боролись они немыслимо долго, никто на лопатках не оказался.

Ходили мы с Фридрихом в кино на знаменитые киносборники. Они значились под номерами и состояли из нескольких новелл. Помню новеллу о югославских партизанах. Собственно, запомнилась песня: «Ночь над Белградом тихая вышла на смену дня…»

«Киносборник № 7» — это юмористическая новелла о Швейке, которого играл Борис Тенин, и Гитлере в исполнении Сергея Мартинсона. В ней Швейк, чешский патриот, устраивает глупому доверчивому Гитлеру хитроумные каверзы, ведущие его к разным видам гибели. И каждый раз, когда Гитлер попадается на уловку и тонет или сгорает, возникает наплывом лицо Родины-матери и она говорит: «Мало!» — дескать, слабовато наказание, изверг рода человеческого заслуживает большего. Тогда бедный Швейк сломя голову спешит спасать свою жертву. Чем это кончается, я не помню.

Был ещё очень смешной американский фильм «Три мушкетёра» — однако не помню, в Казани ли я его смотрел или уже в Москве.

Госпиталь

Лето 42 года. Тёплое, даже жаркое. Началось купание в Казанке. Мост через реку восстановили. Мы с Вовкой Шарыгиным иногда наведываемся на ту сторону — там зреет горох и наливается капуста. Мы осторожно прячемся в кустах — следим за сторожем, который время от времени обходит с ружьём доверенные ему посевы.

Недалеко от нас, на улице Красина, открылся госпиталь. Легко раненные разгуливают в халатах или просто в рубахах и кальсонах. Иногда они забредают и к нам на Подлужную. Как-то небольшая группа их перешла мост и гуляла по краю поля. Мы с Вовкой в это время сидели в кустах. Мы видели, как сторож забеспокоился и стал издали махать раненым, чтоб они уходили прочь, но те не поняли и, как свободные люди на своей советской земле, продолжали прогулку. Однако сторож, верный инструкции, скинул с плеча ружьецо и, угрожая, прицелился. Это защитникам Отечества не понравилось, и они решительно направились навстречу угрозе. Вдруг раздался хлопок, затем другой. Раненые, хромая, бросились догонять обидчика, который повернулся и пустился наутёк.

Они его, конечно, не догнали и, перейдя мост, вышли на Подлужную. Мы тоже перешли. Один громадный детина с забинтованной рукой страшно матерился и, подняв рубаху, показывал свой розовый живот, усыпанный чёрными точками мелкой дроби.

Вместе с нами трое раненых зашли к нам в общежитие. Лена наша, будучи комендантом, выказала защитникам Родины полное радушие. Она достала спирт и стала промывать ранки на животе у дважды раненного. Но трое молодцов, увидев спирт, попросили не расходовать его на пустяки, а дать им принять его внутрь, что и было сделано. И тут начался пир.

Захмелев, верзила шутливо просунул свою здоровую руку мне под зад и поднял меня под самый потолок. Я судорожно схватился за его стриженую голову, боясь, что он меня уронит. Силы этот мужик был неимоверной. Я решил, что если такие силачи защищают нашу страну, то Победа недалека.

Шарыгины

В июле Казанка сильно обмелела. На середине реки воды было по колено, но течение, особенно на перекатах, было довольно быстрое. От нашего дома до реки ходу — две минуты. Я в возрасте 11 лет не считал зазорным выбегать из дома на улицу в одних трусах, но Вовка Шарыгин, который был старше меня на три года, ввиду такой своей солидности надевал брюки. Как-то мы брели по мелководью, я — в трусах, а он — в подвёрнутых брюках. Мне было поручено следить за глубиной: если выше колена — туда не ходить. Так мы брели в прохладной воде по мягкому песчаному дну, ища удобный выход на берег.

Вдруг я почувствовал под ногами резкое углубление. Ступни заскользили по наклонному дну, и я сразу погрузился по пояс, потом по горло, и вот я вмиг очутился полностью под водой. Плавать я не умел. Успел только крикнуть: «Спа!..» — и тем самым выдохнул часть необходимого запаса воздуха. Внезапная паника… я начал непроизвольно глотать воду, барахтаться, тратить впустую силы. Потом наступило полуобморочное состояние, я перестал биться и отдался судьбе. Стало даже как-то легко и безразлично.

В это мгновение я почувствовал прикосновение к моему телу Вовкиных рук. Я сразу очнулся и судорожно взгромоздился ему на спину, он покорно позволил мне это сделать. Наконец я высунул голову на поверхность, вдохнул воздух жизни и увидел перед собой ветки берегового кустарника, за которые тут же и ухватился.

Потом мы лежали на берегу. Я приходил в себя и с ужасом вновь переживал всё только что произошедшее.

Я понял, что был на краю гибели и что Вовка меня спас. И ещё я испытывал жуткий стыд и страх: как я расскажу маме?

Я умолял Вовку никому не рассказывать о