Шрифт:
Закладка:
Вот на этом самом месте Мишка, смеясь, вспоминал, как к нему ненадолго прилипло прозвище "Красная Шапочка". Я слушала с интересом. Из моей памяти совсем выветрился этот случай. В стране был дефицит. Перед Новым годом в продажу выкинули костюмы Красной Шапочки. Моя мама успела купить. А тетя Нина никак не могла найти наряд для сына. Вот и пошутила, что он будет Красной Шапочкой. А малыш запомнил и сказал при всем классе. Но прозвище надолго не прижилось, Мишка колотил всех, кто называл его так вслух.
А вот здесь мы вместе вспоминали, как Мишка в третьем классе признался мне в любви. Стащил у матери красивую открытку и корявым почерком написал: "Ты моя самая любименькая".
– Не отважился сказать, – прокомментировал он, улыбаясь. Мишка-style.
Где-то эта открытка до сих пор пылится. Надо будет найти. Но не сейчас. Сейчас слишком больно.
Я вернулась домой. Включила компьютер. Я не плакала, слез уже не осталось. Только эти слова рвались наружу, просились на бумагу. Просидела за компьютером до самого вечера, заново переживая эти мгновения.
Я улыбаюсь. Сегодня мои подозрения подтвердились. Наша единственная ночь любви принесла плоды. Даже в этом Мишка остался верен себе. Он не оставил меня одну. Не нужно меня жалеть. Я познала любовь, пусть недолгую. Боль пройдет. А мои воспоминания будут всегда со мной. Я не знаю, полюблю ли я снова. Но я, нет, мы… мы обязательно будем счастливы. Я в это верю. Очень хочу верить. Мишка всегда будет рядом. Он меня любил. Я знала. Он знал, что я знала. Мишка-style.
Этот случай изменил мою жизнь. Не только жизнь, само отношение к жизни, заставил по-иному взглянуть на обыденные вещи. Но, постараюсь быть последовательной.
Я работала заведующей психиатрическим отделением при НИИ… Впрочем, какая разница, какой это был институт? Всего лишь один из многих. С развалом СССР наше отделение, вслед за НИИ, кануло в лету. Отделение – небольшое, в основном у нас лежали сотрудники института, лечились от неврозов и нервных срывов, чаще всего это были те, кто боялся за свои должности. Работу свою я любила. Персонал ценила, хотя и не давала спуску. Пациентов уважала, но не позволяла сесть на шею. В общем, мне удалось найти баланс – не прослыть грымзой, но и не стать посмешищем. По крайней мере, я так считала. Мой девиз: боятся – значит уважают.
В тот день я, как обычно, задержалась, выполняя рутинную бумажную работу. В крайнем раздражении взглянула на золотые часики – подарок мужа на годовщину свадьбы. Была половина седьмого. Снова опаздываю. Муж будет ворчать. Я решительно захлопнула папку, сняла очки, потерла уставшие глаза. В кабинет заглянула заступившая на ночное дежурство медсестра:
– Татьяна Михайловна, там больная поступила.
Я коротко кивнула, не поднимая головы. Ну, поступила и поступила, дело обычное.
– Татьяна Михайловна, вы бы взглянули, – со стороны двери снова раздался робкий голос.
Подняв голову, я удивленно взглянула в раскрасневшееся лицо медсестры. Что за наглость?!
– Там, это… в общем, – проблеяла сестра, и тут же испарилась.
Недовольная, я вышла из кабинета и направилась к столику медсестры в коридоре. Сотрудница смотрела не меня, как кролик на удава.
– В ваших же интересах, чтобы дело было действительно стоящим, – процедила я.
Она часто закивала и, боком протиснувшись мимо, засеменила к палате. Я вошла следом. На кровати лежала женщина. Длинные светлые волосы разметались по подушке. Лицо бледное, черты заострились. Уголки рта скорбно опущены. Большие серые глаза, не мигая, смотрели в потолок.
– Здравствуйте, Семен Илларионович, как самочувствие? – поинтересовалась я у второго пациента.
Из-за газеты появилось интеллигентное лицо, украшенное шкиперской бородкой. Глаза за стеклами очков в тонкой золотистой оправе выражали вселенскую печаль.
– Вечер добрый, Татьяна Михайловна, душа болит, – завел больной старую песню.
– И вас вылечим, – машинально повторила я «нашу» шутку, ободряюще улыбнувшись.
Когда Семен Илларионович спрятался за газетой, я метнула злой взгляд в жавшуюся в угол медсестру и подошла к новой пациентке.
– Ну, что у нас здесь?
За то время, что я провела, общаясь с Семеном Илларионовичем, поза новенькой не изменилась. Мой вопрос остался без внимания. Я недовольно поджала губы. Так и слышала, как дома будет распекать муж: «Танечка, ну что, я мало зарабатываю, что ли? Когда ты уйдешь со своей дурацкой работы? Мне надоело, что тебя никогда нет дома».
– Ваше имя? – раздраженно спросила я. Хотелось поскорее попасть домой. Еще ехать через пол-Москвы.
Пациентка молчала. Глаза по-прежнему устремлены в потолок. Я машинально подняла голову. На что она там смотрит? Белый потолок был девственно чист. Недавно закончили ремонт. Моя особая гордость. Почти год оббивала пороги начальства, чтобы выбить деньги.
– Ее зовут Ольга. Ольга Тишинская. Она не говорит, – шепнула медсестра.
– Я слышу, не оглохла еще, – разозлилась еще больше оттого, что сморозила глупость. Черт бы их всех побрал. – Утро вечера мудренее. – Я демонстративно поднесла к глазам часы. – Спокойной смены.
Домой я добралась непозволительно поздно. Недовольный муж встречал в дверях:
– Таня, ты опять поздно, – устало вздохнул он.
– Дима, поступила новая пациентка… – попыталась оправдаться я.
– Ты же знаешь, меня не интересуют твои пациенты. Я хочу видеть счастливую, отдохнувшую жену, а не такую… – он махнул рукой.
– Какую, такую? Договаривай, – окликнула я, но он скрылся в комнате, оставив мой вопрос без ответа.
В ту ночь сон меня бежал. Проворочавшись полночи, я накинула халат и вышла на балкон. Кокетка-ночь нарядилась в черное платье, набросила на шею ожерелье из цветных огней. Я вдохнула напоенный ночной прохладой воздух. Над столицей занималась заря. Волшебно. В такую ночь хотелось любить, мечтать, жить, наконец. Доведется ли Ольге увидеть эту красоту? Новая пациентка не шла у меня из головы. Такая молодая. Такая красивая. Перед глазами стояла длинная белая шея с бившейся жилкой. Моей дочери сейчас было бы столько же лет, сколько и ей. К горлу подступил ком, в глазах защипало.
***
В отделении ничего не изменилось. Бесшумно скользила по коридору медсестра. Ждала сменщицу, сдать дежурство.
– Как прошла ночь? – осведомилась я.
– Спокойно. Пациенту из седьмой не спалось, дала ему снотворное.
– Как вела себя Тишинская? – задала я интересующий вопрос.
– Спала, – пожала плечами медсестра.
Я кивнула, пожелала хорошего дня и направилась к палате новенькой. Никаких изменений. Тот же застывший взгляд, то же обескровленное лицо. Я вздохнула. Хотелось надеяться на чудо. Я с нетерпением ждала результатов анализов. Подтвердились мои худшие опасения. Здорова. Абсолютно здорова. Анализы идеальные: томография, ЭКГ, общий анализ крови. Все в норме. Ей бы жить, да радоваться жизни. «Что же с тобой случилось, Ольга?» – вздохнула я.