— Доброе утро! — Приглаживаю влажные после душа волосы, которые успела заплести в лохматую косу.

— Доброе утро, Тоня! — машет рукой Светлана, приглашая меня к столу. — У нас бранч. Я напекла пирогов, угощайся. У нас Валерий Семенович вернулся домой.

— Поменьше суеты, Светлана, а то я уеду обратно, — добродушно ворчит седовласый мужчина.

В его чертах очень много Жени, и возраст только подчёркивает это. Прихожу к выводу: это её отец.

Сажусь напротив Феди, бросив взгляд на его тарелку.

Пряча лицо за козырьком бейсболки, медленно пережёвывает пирог с лососем и шпинатом, что-то изучая в телефоне и попивая сок.

— Очень вкусно пахнет, — осматриваю стол и обращаюсь к дедушке Немцевых: — А где вы были?

— Да вот, — разводит мужчина руки. — Пилюли глотал да медсестер развлекал.

— Не заливай, дед, — хохочет Алекс. — Чем развлекал, шахматами?

— Анекдотами, — закатывает глаза Светлана и поворачивается ко мне. — Женя с Сеней уехали к педиатру, а потом в аэропорт. Максим сегодня прилетает.

— О, я видела его в Москве. На прошлой неделе, — говорю, посматривая на его брата.

Из-под бейсболки видна только его жующая челюсть. Кажется, лжевеганы для местного общества — обычное дело, иначе как объяснить, что никого не удивляет содержимое его тарелки?

Посмеиваясь, Женин отец склоняется к уху моей сосредоточенной сестры и шепчет ей что-то, поглядывая на доску.

— Так нечестно, — дуется Алекс.

— Будь джентльменом, ты старше её на пять лет, — грозит пальцем внуку Валерий Семенович.

— У нас сейчас примерно один уровень развития, — брякает Адель. — Девочки взрослеют быстрее мальчиков, давно доказано.

— Кем? — фыркает Алекс. — Английскими учеными?

— Именно ими, — заявляет она, двигая его слона своей пешкой.

Алекс, открыв рот, наблюдает за движениями её маленькой руки, а потом подбирается и задумывается.

— Конь на E4, — вдруг говорит Федя, поднимая голову.

Сначала смотрит на племянника, а потом медленно переводит глаза на моё лицо.

— Привет, — говорит, скользнув ими по моим голым плечам и волосам.

Мои глаза порхают по его загорелой гладкой груди, и это просто кошмарно возбуждающее зрелище! Чем больше изучаю его тело, тем больше он, чёрт возьми, мне нравится. Как и горячий блеск его глаз, когда они ныряют в вырез моего топа и спускаются к голому животу.

— Здравствуй, — шепчу, напрочь позабыв, где нахожусь.

Вспоминаю только тогда, когда Светлана двигает ко мне форму с пирогом.

Бездумно кладу себе ломтик и, поставив перед собой тарелку, сбрасываю под столом сланец.

Выпрямив ногу, провожу ею по голой — на нём шорты — голени Феди. Веду своей лодыжкой сначала вверх до колена, а потом стопой по внутренней стороне его бедра, слегка надавив пальцами.

Поднеся ко рту сжатый кулак, начинает в него кашлять.

Ох… ну что же он так…

По моим губам растекается улыбка.

— Не в то горло попало? — участливо спрашивает Светлана, постукивая его по спине.

— Кхм… — продолжает откашливаться он. — Да… не туда пошло...

Чувствую себя всесильной, но когда он поднимает на меня глаза, мои соски превращаются в колючки, а улыбка стекает с лица.

Мамочки…

Немцев…

“Какого чёрта ты смотришь на меня так за этим семейным столом?! — спрашиваю у него мимикой и взглядом. — Среди всех этих милых людей!”

Опустив лицо, смотрит в тарелку, но я вижу, как улыбаются его губы и язык чешет зубы, будто он слово в слово расшифровал моё послание.

Я хочу его поцеловать. Хочу его язык у себя во рту. Так, как вчера. Или как угодно иначе…

Аппетит улетучивается мгновенно, на его место приходит дичайшее нетерпение.

Подхватив со стола телефон, Федя вдруг встаёт и объявляет:

— Отгоню машину на мойку. Кому-нибудь нужно в город?

Поднимаю вслед за ним глаза, цепляясь за все кубики пресса по порядку, и лепечу:

— Мне?

— Зачем? — спрашивает Адель, отрываясь на секунду от шахматной доски.

— На… э-м-м… педикюр… — отвечаю уклончиво, подскакивая со стула

— Жду в гараже, — бросает Федя, широким шагом направляясь в дом.

Махнув рукой, отправляюсь вслед за ним, но сворачиваю в коридор.

Открываю ящики шкафа и бросаю их открытыми, швыряя в плетёную сумку всё подряд: купальник, телефон, солнечные очки, летнюю рубашку “от солнца”. Наспех натираюсь кремом против загара и его тоже отправляю в сумку.

Моя кожа отреагировала на убийственное кипрское солнце как и положено: все до единого пигменты вылезли наружу. Все до единого! Короче говоря, я вся в веснушках. Абсолютно вся.

Прикладываю ладони к щекам и несколько секунд смотрю на своё отражение. Глаза блестят лихорадочным блеском, а на губах глуповатая улыбка.

Я такой себя никогда не видела…

Я никогда не мчалась вслед за Егором вот так: вприпрыжку и оставляя после себя бардак! Никогда не меняла бельё на абсолютно такое же, но чуть более прозрачное, как делаю это сейчас. Но мой бывший парень никогда не смотрел на меня так, как смотрит Федор Немцев. И не целовал тоже. Так, что я о Егоре уже два дня вообще не вспоминаю. Как и о том, что моя настоящая жизнь находится там, а не здесь!

К чёрту мою настоящую жизнь...

Схватив вещи и зажав под мышкой шляпу, выбегаю из комнаты и пробираюсь по гостиной вдоль стены, чтобы лишний раз не попадаться на глаза Адель.

Войдя в гараж с улицы, оглядываюсь по сторонам. Здесь темно и тихо работает двигатель “вольво”.

— Ты долго спишь, — раздаётся за моей спиной.

Обернувшись, вижу Федю, стоящего у стеллажа со всякими хозяйственными штуками. Прямо в полоске бьющего с улицы света.

На нём потрёпанная жизнью футболка с надписью “Рамштайн”, шорты и чёрно-белые кеды. Положив руки в карманы, прогуливается по моему телу глазами, цепляясь за полоску голой кожи между юбкой и топом.

— А ты что же, скучал? — спрашиваю, разворачиваясь на месте.

Вместо ответа Федя идёт ко мне, поглядывая исподлобья.

Кажется, по-другому он вообще на мир смотреть не умеет. Только так: тяжело, пристально и молчаливо.

Вздыхаю.

Ну что за тип?

Неторопливо идёт прямо на меня, не вынимая из карманов рук и пнув кедом мелкий камешек по дороге.

Отступаю, демонстративно роняя на пол сумку и упираясь спиной в холодную бетонную стену. Опершись о неё руками над моей головой, тихо говорит: