Отскочив назад, захлопывает дверь. Сабо ударяется о неё и падает на пол.

Дожидаюсь, пока усядется на водительское кресло, и рычу в его затылок:

— Это что такое было?!

— Мужская логика, слышала про такую? — буркает, заводя машину, отчего свет в салоне гаснет.

Громко фыркаю, схватив сабо и вернув его на ногу.

Сложив на груди руки, смотрю в окно на подсвеченное огнями побережье.

В моей переброшенной через плечо сумке вибрирует телефон.

Игнорирую, потому что вид знакомых вилл на въезде в поселок ускоряет мой пульс.

Две “Маргариты” и висение вверх тормашками съездили мне по мозгам не хуже шести шотов подряд.

Скидываю с ног обувь и вытягиваю их между двумя передними сиденьями, толкнув локоть Феди. Убирает руку, кладя её на руль.

Опустив подбородок, заглядываю в зеркало заднего вида, поймав там быстрый взгляд. Прячет его, уставившись на дорогу.

Молчим, ещё раз пересекаясь в зеркале. У него такой тяжёлый взгляд, что к этому всерьез нужно привыкнуть. Это из-за его бровей. И из-за цвета глаз. И вообще из-за всего его лица…

Но в нём… чёрт…

В нём всё на своих местах. Все его “причуды”. Они в гармонии друг с другом, это точно.

А вот я сама не понимаю, что творю!

Дом Немцевых погружён в темноту. Подъехав к гаражу, мой водитель делает дозвон, и ворота медленно ползут вверх.

— Выходи, — говорит тихо, не двигаясь с места.

Дышим в тишине салона под тарахтение двигателя.

— Я с тобой… — говорю полушёпотом.

— Тоня, — устало вздыхает Федя, впервые произнося вслух моё имя, и трёт ладонями лицо, добавляя: — Я целый день за рулём. Мне нужно закрыть гараж.

— Поэтому ты на тусовку, а не домой поехал? — спрашиваю дрогнувшим голосом.

— А тебе какая забота? — из темноты отвечает он.

— Я хотела поговорить…

— Поговорили уже. Выходи.

Подхватив с пола сабо, выбираюсь наружу, вставая кончиками пальцем на остывший бетон.

Машина тут же трогается с места, въезжая в гараж.

Под грохот своего сердца вижу, как он выбирается из салона, захлопывая дверь и распихивая по карманам ключи и телефон.

Захожу внутрь и опираюсь плечом на дверь, ведущую в дом. Слежу за тем как медленно ползет вниз гаражная дверь. Федя занят тем же. Когда дверь полностью опускается, тихо говорю:

— Нет.

— Нет? — Кладёт он руки на бёдра и оборачивается ко мне.

— Нет, — повторяю, снимая переброшенную через плечо сумку и опуская её на пол у своих ног. — Это ответ на твой вопрос. Ты мне не… неприятен.

Его глаза впиваются в моё лицо. Снова задумчиво кривит губы.

— Нет. — Смотрит в потолок. — Это ответ на твой. Я не думаю, что это плохая идея.

Конечно, я должна иметь свою голову на плечах и иметь собственные чёткие ответы на вот такие вопросы, но в этом уравнении нас двое...

Опустив лицо, смотрю в пол и прошу:

— Тогда… поцелуй меня. Может, нам вообще не понравится…

Тихий хрипловатый смех пускает мурашки по моему телу. Прижавшись спиной к стене, смотрю в пол до тех пор, пока перед моими глазами не возникают носы белых кед, а в стену по обе стороны от моей головы не упираются две ладони.

Втягиваю носом воздух, слыша его участившееся дыхание. Я тоже дышу как паровоз. Склонив голову, проводит носом по моей щеке и задевает её губами, шепча:

— Не понравится?

Мои колени слабеют. Взмахнув рукой, кладу ему на грудь, чувствуя, как грохочет под рёбрами его сердце.

Его губы приближаются к моим и касаются так легко, что за стуком своего сердца я могла бы этого и не заметить, но мои нервные окончания взрываются все разом! Оттого, какие его губы мягкие. И оттого, что он, как и я, перестал дышать.

Мои веки падают, а губы ждут большего. Раскрываю их и подаюсь ему навстречу.

Федя шумно вдыхает, дразня меня этими легкими касаниями, и, когда его горячий язык касается моей нижней губы, из меня вырывается стон.

— Ещё… — шепчу и глубоко вдыхаю, перед тем как он, прижав меня собой к стене, набрасывается на мой рот.