Конечно же, как только Нюшка ушла, спать расхотелось. Стало быть, пошел варить себе кофе — оно, кстати, уже заканчивается, а думал, что мне до весны хватит.

Напившись, начал вытаскивать из сундуков теплую одежду, потому что шуба и теплая шапка, так там и лежали. И валенки еще.

На всякий случай стоит взять с собой пару белья, запасную рубашку. Мыльно-рыльные принадлежности само-собой. Из продуктов что-то прихватить. Но это попрошу Нюшку, сам не знаю — чтобы мне с собой взять? Сухарей у нас нет. Крупы какой-нибудь, что ли? А что с посудой делать? Ежели, как исправник сказал, едем в раскольникам, то лучше с собой взять. Миску с кружкой, ложку не забыть. И папку с бумагами, походный пенал с канцелярскими принадлежностями. Ах да, револьвер не забыть и патроны.

Все-таки, неудобно таскать оружие в кармане. К шорнику что ли сходить, кобуру заказать? И чего я об этом до сих пор не подумал? Вот, как только вернусь из командировки, так и закажу. Жаль, что у меня не пистолет. Был бы какой-нибудь браунинг, можно бы кобуру скрытого ношения изладить.

Пока растрясал слежавшуюся шубу, явилась Нюшка.

— Что в мире новенького? — поинтересовался я. Авось девчонка выяснила последние новости.

— А ничего особенного, — отмахнулась девчонка. — Вчера грузчики с гавани с кузнецами судостроительного завода на кулачках решили подраться, как в старые времена, но дядя Антон пришел с городовыми. Тех, кто потрезвее по домам разогнали, а пьяным по зубам съездили, да в каталажку определили.

Ну да, Антон Евлампиевич — хороший приятель Нюшкиного отца. А то, что разогнали — правильно сделали. Это только не слишком умные люди пишут — мол, бой на кулачках проходил честно и благородно. Типа — лежачего не бить, ничего тяжелого не использовать. Как же! С пьяных глаз любой «честный и благородный» бой превращается в драку, где и ногами пинают, а противника не только кастетами бьют, но и кольями. Они бы тут на кулачках друг дружку помутузили, а нам потом разбираться — кто кого бил, и почему убили? То, что по зубам дали — плохо, но значит, другого выхода не было. Не понимали словесно.

Маленькая кухарка, определив в печку горшок с какой-то будущей едой, вышла ко мне.

— Иван Александрович, а вы куда-то собираетесь? — спросила Нюшка.

— Ага, — кивнул я. — Хотел тебе сказать, что я в командировку уеду. Дней так…

Да, не выяснил у исправника — на сколько дней мы уедем? Но, скорее всего, Василий Яковлевич вряд ли дал ответ. День туда, день обратно. И в Паче мы вряд ли за день уложимся. Дня два, а то и все три.

— Неделя, не меньше, — решил я. — Так что, считай, неделю ты будешь в отпуске. Сюда можешь не приходить. — Подумав, добавил: — Отпуск оплачиваемый, потому что он произошел не по твоей просьбе, а по техническим причинам.

— А далеко едете?

— Верст тридцать, не больше.

— Тридцать верст? — ужаснулась Нюшка. — Это же далеко! Вам тогда надо что-то теплое с собой взять.

— Уже, — кивнул я на шубу и валенки.

Девчонка потрогала шубу, потрясла валенки и решительно заявила:

— И куда вы в новой шубе поедете? Испачкаете, порвете. В дорогу лучше такое взять, что не жалко. И поедете по делам, а не в гости. Иван Александрович, лучше шубу и новые валенки здесь оставьте, я до деревни сбегаю, у батьки старые валенки — они подшитые, да полушубок возьму. Овчинный, теплый. Старый, правда, но для дороги сойдет. А коли испачкаете — не жалко.

Ох уж эта крестьянская практичность! Но она кое в чем права. Не станешь надевать на себя праздничную одежду, чтобы отправится в лес. Но отправляться по делам в старом крестьянском полушубке — не комильфо.

— Анечка, одежда человеку не для красы нужна, а для удобства. Эта шуба новая, теплая. К тому же, если я овчинный полушубок надену, стану похож на ссыльного, а не на следователя.

С этим моя кухарка спорить не стала. Зато она задумалась о припасах в дорогу без моей подсказки.

— Иван Александрович, вы кашу из печки достать сумеете? Она минуток через пять будет готова.

— Сумею, — озадачился я. — А ты куда?

— А я до деревни быстренько сбегаю, — сообщила девчонка, принимаясь собираться. — У тети Гали хлеб вчерашний есть. Ей все равно новый печь, а этот я на куски порежу, сухарей насушу. И сала шматок возьму.

— Сало? Так ведь пост?

Кухарка, накидывая пальтишко, посмотрела на меня с некоторым удивлением:

— Иван Александрович, что вы как маленький? Если человек в дороге, то пост можно не соблюдать.

[1] Да, тов. Ленин этой фразы не произносил. Мне больше нравится иная фраза, о том, что: «Каждая кухарка должна учиться управлять государством!».

[2] Но тогда автор бы так и работал учителем, а не писал книги.

[3] Еще они могли заночевать в келье — небольшом домике, выстроенном еще в 1810 году напротив храма. Нынче там церковная лавка.

Глава девятая

Я на Пачу еду плача

Дурная голова ногам покоя не дает. И оттого, что ноги задействованы не мои, а лошадиные, не легче. Ехать тридцать верст до деревни Пача — скучно, муторно, да еще и холодно. И на кой я поехал? Приеду, а никакого убийства нет. Раз уж поехал, то чего теперь ныть? Но поною, для очистки совести. Или лучше спеть? Меняем одну букву в названии и поем.

Я на Пачу еду, плачу,

Над собою хохочу[1]!

Главное, чтобы петь не в слух. И про золото не упоминать. Нет в этих краях ни золота, ни прочих полезных ископаемых. Торф имеется, да болотная железная руда, не годящаяся для серьезной работы.

Хорошо, что прислушался к советам бывалых людей и надел шубу с валенками. Мороз, по моим ощущениям, градусов пятнадцать, а с ветром, так и на все двадцать потянет. Но в морозе есть и хорошая сторона. Снег не падает, дорога чистая.

Форму одежды нарушаю, ну так и фиг с ней. Зато тепло, а начальство далеко, не увидит. А самое главное начальство уезда — господин исправник, сам сидит в валенках и в шубе.

Из Череповца выехали на трех санях-розвальнях.