— К Вашим услугам, — кивнул американец, но чиновник на это только едко усмехнулся.

— Похоже, это вам нужны мои услуги.

— Вы правы, — Трелони с абсолютно спокойным видом вынул из внутреннего кармана пиджака толстый конверт со свежими похрустывающими банкнотами. — И мы искренне ценим Вашу готовность сотрудничать.

— И это взаимно, — Князев прикипел взглядом к конверту и сцепил свои веткобразные пальцы. Персиваль скривился от такой неприкрытой наглости. Не то, чтобы в школе мракоборцев ему не говорили, что в определённых случаях играть грязно — в порядке вещей, но когда совершить международное преступление и фактически склонить высокопоставленного чиновника к помощи агентам другой страны путём взятки — всё равно, что за хлебом сходить, невольно начинаешь задумываться об адекватности всего этого мира.

Трелони, заметив выражение лица Персиваля, предупреждающе цыкнул на юношу, призывая вести себя прилично, как маленького ребёнка, который балуется за столом. Грейвз резко выпрямился, но отвращение со своего лица окончательно счистить не смог.

— Чем я могу помочь Вам, господа?

— Мы прибыли в Россию с важным делом, связанным с международной безопасностью. Накануне господину Калинцеву был передан договор со всеми условиями; нужно, чтоб в течение трёх дней на этом договоре стояла подпись Его Императорского Величества.

— Господа! — удивлённо усмехнулся Владимир Александрович. — Кем вы меня считаете?

— Человеком, который может провернуть это дело, естественно, — спокойным, убаюкивающим тоном произнёс Трелони, подталкивая лежавший перед ним конверт в сторону сквиба. — Скоро в Канцелярии состоится бал Их Императорских Величеств. Император, императрица и великие княжны будут в Москве, можно было бы тогда представить Его Величеству документ, а до тех пор... убедить Калинцева не растапливать этими документами свой камин.

— Я думаю, Вы понимаете, что Семёна Васильевича убедить не так просто, — произнёс Князев, глядя на Альберта колким взглядом.

— Уверен, Вы знаете, как это сделать. Всё же, Вы посредник.

— Я не имею права действовать в своих интересах.

— Но вы действуете в интересах своей страны. Это вопрос международной безопасности, и если Калинцев пропустит этот момент, то... кто знает, какими будут последствия. Кто возьмёт на себя ответственность в эту трудную минуту, как ни простые люди?

— Не пытайтесь умаслить меня, мистер Трелони, я знаю свои полномочия, — нахмурился Князев.

— Хорошо, — кивнул Альберт, накрыв ладонью конверт с деньгами. — Скажите, Вам хватает денег, чтобы обеспечить своей жене достойный гардероб, чтобы она могла предстать перед Их Величествами?

Князев гневно зыркнул на него и, поджав бледные губы, протянул свою костистую ладонь.

— Я сделаю всё возможное, сэр, — с подчёркнутым снисхождением проговорил чиновник. Конверт с шелестом опустился в его руку и тут же скрылся во внутреннем кармане пиджака.

Грейвз почувствовал, как начинает ныть челюсть; он слишком крепко сжимал зубы, чтоб не разразиться гневной тирадой в сторону этих великих политических деятелей. Юноша крепко сжал кулаки и пытался максимально объективно анализировать сложившуюся ситуацию. Сделка была совершена, можно было покинуть это пропахшее деньгами заведение и продышаться, попробовать забыть это. Персиваль мысленно закатил глаза: международная карьера, это, конечно, здорово, но он хотел бы просто поймать Грин-де-Вальда. Поймать, сковать и под страхом Авады вытащить на суд Мирового сообщества. Он не рвался играть в эту Большую Игру, ему было достаточно роли той длани, которая убирает с доски фигуры, которые нарушают правила.

Персиваль уже готовился подняться со своего места, когда Грейвз сказал:

— Скажите, Владимир Александрович, каковы шансы нам с мистером Грейвзом оказаться на этом зимнем балу? Он же девятого числа, если не ошибаюсь?

Князев удивлённо посмотрел на британца, видимо, пытаясь понять, где у этого человека начинается совесть. Но достаточно было одного взгляда на его холодные змеиные глаза, чтобы понять, что совесть ему не нужна, она была задушена в колыбели, как змеи младенцем Гераклом. И Трелони явно гордился своим достижением.

— Это невозможно, мистер Трелони! Приглашения рассылались за полгода, любое изменение в списках соглашалось лично с секретарём его императорского величества... — обеспокоенно говорил чиновник.

— Ясно, — осадил его Альберт. — Что ж, ничего... Спасибо Вам за помощь, мистер Князев, — не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что приторная улыбка Трелони не предвещает ничего хорошего.

— Я прошу Вас проявлять благоразумие, мистер Трелони. Если о моём участии кто-то узнает...

— Не узнает, — успокоил его англичанин. — Конверт пропитан Дурманным зельем, которое прекрасно впитывается через кожу. Через сорок минут Вы забудете о нашем разговоре, но причины для помощи нам у Вас будут. Так или иначе, Вы в безопасности от допроса легиллиментами; они ничего не найдут. Мистер Грейвз! — окинул он молодого человека. Грейвз порывисто поднялся и, кивнув Князеву, который совершенно не изменился в лице от услышанного, покинул ресторан.

Трелони попрощался и вышел вслед за напарником. Персиваль стоял на улице и курил, подставив лицо крупным хлопьям снега, почти растворившихся в опускавшихся сумерках. На улицах уже зажгли фонари, и трамвайные рельсы отблескивали оранжевым, когда проезжал звенящий и грохочущий трамвай. Снег кружился в неподвижном воздухе, бесшумно падая под ноги суетившимся и бежавшим куда-то людям.

Каким бы ни было время суток, Москва постоянно куда-то спешила: люди бодро шагали, громко переговаривались или просто бросали обрывки фраз, чтобы никуда не опоздать. Совсем как в Нью-Йорке, только холодно, как в девятом круге Ада. Хотя, согревающие чары не давали закоченеть слишком